Крутой парень - Голдсмит Оливия - Страница 6

• Предыдущая
• 6/70
• Следующая

После очередного поворота туман неожиданно рассеялся, и открылся потрясающий вид на город. Утопающий в зелени Сиэтл был похож на Изумрудный город, и Джонатан заметил, что Рениер, эта вершина, царящая над городом при хорошей видимости, скрывалась за облаками.

Он наблюдал этот вид тысячи раз, но всегда при этом испытывал волнение. Однако сейчас у него было всего несколько секунд на любование видом — он помчался дальше через остров Бэйнбридж и наконец очутился у крытого черепицей домика. Спрыгнув с седла, Джон достал из корзины, укрепленной на багажнике, букет и провел рукой по волосам. Он взглянул на часы, поежился и направился по тропинке к входной двери. Табличка на ней гласила: «Миссис Б. Делано».

Джон постучал в дверь. Ему открыла плотная блондинка средних лет в тренировочном костюме. Джон не мог не отметить, что Барбара за этот год стала еще массивнее. Поверх спортивного костюма на ней красовался фартук, который заставил Джона улыбнуться: как это похоже на Барбару.

— О, Джон, это ты! Я тебя не ждала, — премило солгала она, обнимая его.

Барбара, первая жена его отца, была немного старше, чем мать Джона, но, казалось, принадлежала к другому поколению.

Джон пытался соответствовать всем необходимым стандартам — быть хорошим сыном, понимающим боссом, лояльным подчиненным, преданным другом и так далее и тому подобное. Словом, список продолжался и продолжался и доводил его до истощения. Роль примерного пасынка была частью его обязанностей и так же угнетала его.

Что в первой миссис Делано действительно удивляло его, так это ее неослабевающая жизнерадостность. Она казалась счастливой в этом маленьком коттедже в Уинслоу, но Джон представлял себе, как она начнет тосковать после его ухода. Не о нем — Джон знал, что о нем никто тосковать не будет, — но о Чаке, его отце, мужчине, которого она любила и потеряла.

У Джона не было никаких оснований чувствовать себя ответственным за это, но он именно так себя чувствовал и догадывался, что это чувство вины будет преследовать его всю жизнь. Поэтому он не забывал нанести визит в Уинслоу в День матери. Он достал из-за спины цветы.

— Не ожидала меня? — спросил Джон таким же бодрым тоном. — Как это могло случиться? С Днем матери, Барбара! — Он торжественно вручил ей свой букет.

— Боже мой! Розы и гладиолусы. Мои любимые! Неужели ты помнишь?

Джон догадывался, что сейчас неподходящий момент, чтобы рассказывать о своем автоматическом электронном календаре и карманном органайзере.

Барбара снова обняла его, и он ощутил ее дряблое тело. Очевидно, она не использовала тренировочный костюм по его прямому назначению.

— Ты очень хороший, Джон. — Барбара отодвинулась в сторону, чтобы впустить его в холл. — Заходи. Я испекла к завтраку печенье.

— Я и не знал, что ты умеешь печь, — неохотно солгал он.

Он совсем не хотел завтракать. Кроме того, Барбара была на редкость болтлива: стоило только начать. Было два вопроса, которых он боялся: нарочито равнодушный «У тебя есть какие-нибудь новости об отце?» и еще худший «Ты с кем-нибудь встречаешься?». Хотя отец редко контактировал с Джоном, а Джон так же редко встречался с девушками, Барбара всегда спрашивала об этом. У нее с отцом не было детей, и она больше не выходила замуж. Она казалась такой же одинокой в своем коттедже, как Робинзон Крузо на необитаемом острове.

— Ты должен выпить кофе, — сказала Барбара.

— Если только кофе. У меня совсем немного времени. Мне действительно нужно…

Барбара взяла его за руку и повела в кухню.

— Ты с кем-нибудь встречаешься? — спросила она.

Джону ценой большого усилия удалось не вздрогнуть. Если бы он уже не знал, что его личная жизнь, на которую он тратил очень мало времени, не удалась, то вчерашний вечер доказал бы это со всей очевидностью. Вместе с Трейси, его лучшим другом, они потратили годы на то, чтобы выяснить, у кого из них романтические отношения были менее романтическими. На этой неделе он наконец станет признанным победителем. Вернее, признанным побежденным. И, следуя за Барбарой в кухню, Джон думал, что, кем бы из двоих он ни оказался, ему не позавидуешь.

Часом позже Джон осторожно толкал свой велосипед, стараясь не наехать никому на пятки в толпе, сходящей с парома, курсирующего между островом и Сиэтлом. Казалось, в это воскресное утро все люди разбились на пары. Кроме него. Джон вздохнул. Он все время работал. Упорно, как все честолюбивые молодые специалисты.

Над береговой линией показался Сиэтл с нелепой «Космической иглой» [5] и новыми сверкающими на солнце башнями. Он сел на велосипед, быстро обогнал толпу и помчался к северо-западу, на Пятнадцатую улицу.

Меньше чем через десять минут Джон резко остановился у роскошного многоквартирного дома. Он посмотрел на часы, вынул из корзины очередной букет — на этот раз только тюльпаны — и пристегнул свой велосипед к счетчику на стоянке. Джон вошел в сверкающий зеркалами холл, по которому не раз проходил с отцом, когда тот брал его на выходные. Вызвав лифт, Джон вошел в кабину и нажал кнопку с числом 12. Хотя поездка длилась всего несколько секунд, она показалась Джону очень долгой.

Лифт остановился, зазвенел звонок, и дверь открылась. Джон снова вздохнул, вышел из кабины и постоял, собираясь с духом. Затем он постучал в двери квартиры, на которых под бронзовым молотком значилось «Мистер и миссис Дж. Делано». Часть надписи «Мистер и» была перечеркнута. Женщина — средних лет, но моложе и намного лучше сохранившаяся, чем Барбара, открыла дверь. Она была одета или, скорее, наряжена в то, что, как полагал Джон, называлось «смелый костюм».

— Джонатан, — пропела женщина, принимая тюльпаны так, словно ничего другого не ожидала. — Как мило.

— Поздравляю с Днем матери, мама, — сказал Джон и поцеловал Джанет именно так, как она его учила: в обе щеки, едва касаясь губами, осторожно, чтобы не повредить тщательно сделанный макияж.

— Не обязательно называть меня мамой. Я слишком молода, чтобы быть твоей матерью, — ответила Джанет с легким смешком.

В голосе Джанет было что-то такое, от чего ему всегда становилось не по себе. Когда Джон был младше, ему казалось, что она над ним подшучивает. Не так давно он понял, что она с ним кокетничает.

— Подожди, я поставлю цветы в воду, — сказала она.

Джанет открыла дверь шире, чтобы пропустить его внутрь. Джон, как всегда, чувствовал себя неловко рядом с ней.

Квартира изобиловала украшениями под стать хозяйке. На Джанет было слишком много золотых украшений и блестящих пуговиц. В доме — слишком много золоченых рам и сверкающего хрусталя. Когда Джону было двенадцать и он приходил сюда к отцу, она постоянно твердила, чтобы мальчик ничего не трогал.

Ничего не изменилось с прошлого года, если не считать его цветов. Дом законсервировался, как лицо Джанет, как замок из «Спящей красавицы». Но принц никогда не пробудит это сонное царство. Джон с симпатией относился к Барбаре, но Джанет он всегда только жалел. Она возилась с цветами в маленькой раковине на своей крошечной кухне.

— У тебя есть какие-нибудь новости об отце? — спросила Джанет, стараясь казаться равнодушной.

— Нет, — тихо ответил Джон.

Это был тот самый вопрос, который он ненавидел больше всего. Из-за него бывшие жены отца казались такими уязвимыми. Теперь ему было еще больше жаль Джанет — придется задержаться у нее.

— Нет? Ничего удивительного, — сказала она. Ее голос утратил игривые нотки и прозвучал резко.

Джанет так резко ткнула в вазу последний тюльпан, что стебель сломался, но она этого не заметила.

— А как твоя личная жизнь? — спросила Джанет, и Джон понял, что она знает, что не услышит в ответ ничего хорошего. Джанет осмотрела его с головы до ног, оценивая мешковатые брюки, кроссовки и футболку. Затем вздохнула: — Ну, куда мы пойдем завтракать?

У Джона упало сердце.

— Знаешь, — начал он неуверенно, — я думал, может быть, мы просто выпьем здесь кофе? Я имею в виду, мне бы надо похудеть на пару фунтов…

• Предыдущая
• 6/70
• Следующая