Пирамида - Голдинг Уильям - Страница 19
- Предыдущая
- 19/40
- Следующая
– Все на пианино играешь, да, Олли?
– Так, иногда. Времени нет, знаешь. А ты все поешь?
– Кто? Я? Больно надо!
Мы дошли до Площади. Эви заглянула туда, потом остановилась, повернулась ко мне.
– Ну а вообще-то ты чего делаешь, Олли?
– Моя дорогая Эви. Слишком долго и нудно было бы объяснять...
Тем не менее я за это взялся. Я заговорил о занимавшей меня идее как об уже доказанной. Криптон – то, что называется инертный газ. Но если его как следует раззадорить посредством давления и температуры, пропустить через него электрический разряд – искра пробьет весьма плотное облако криптона вместе с еще одним элементом. И получится совершенно неестественная субстанция, если допустимо такое определение. Так что криптон...
Эви на меня смотрела квадратными глазами.
– Ой-ей-ей, Олли! Ну ты и умный!
Я был приятно удивлен. Лондон определенно пошел на пользу Эви. У меня мелькнула бредовая идея повести ее в лабораторию, но я ее тут же отринул, ибо статус мой там несколько не соответствовал планке, на которую я намекал. Бред нарастал, однако, и, завидя наш флигель рядом с докторским домом, я ее чуть было не пригласил. Но тотчас возобладал здравый смысл.
– О, не знаю! А вот ты, Эви, – ты изумительно выглядишь!
Она вся лучилась под газовым фонарем.
– Олли! А у тебя девушка есть?
Я, улыбаясь, покачал головой и зажал ладонью щеку там, где, кажется, назревал прыщик. Ответ Эви меня озадачил. Она кивнула значительно.
– Да ты и молодой еще чересчур, правда?
– Я старше тебя!
Я призадумался на секунду, нащупал деньги в кармане и остановился на компромиссе, единственно возможном, если я не хотел сразу терять Эви, ее излучение и восхищение. Пока я раздумывал, Эви повернулась на пятках и обшарила взглядом Площадь. Снова приблизила ко мне лицо.
– Но кто-то должен быть рядом!
– В каком смысле, Эви?
– Скучно же одному на свете!
Смелое выступление, учитывая грохочущую возле нас ярмарку.
– Можно зайти куда-нибудь выпить.
Эви открыла кошелек, заглянула. Я ее успокоил. Я уже получил деньги за следующий семестр. Я был богач, притом не постигший покуда банальной истины, что те же деньги не потратишь дважды. Мы двинулись вместе в «Корону». Я придержал для Эви дверь, и она захлопнулась с тугим стуком, отрезав нас от ярмарочного гама. Тут не было запахов снеди, смазки и пота, вспышек, мигания ламп. И хозяйничал добропорядочный, тусклый, но всепроникающий дух линолеума и пыли. По псевдоручной работы ковру мы прошли во второй зал и уселись у стойки на высоких лакированных табуретах. Миссис Минайвер, скрючившись, уронив на стойку руки, разглядывала смутный вид Эдинбургского замка. Моментально раскрюченная порывом профессионального гостеприимства, она выдала Эви ее виски с содовой, бледное пиво мне и скрючилась вновь. Я огляделся. Последний раз я был в «Короне» тогда, почти два года назад, с мистером де Трейси – памятный случай. Сейчас четверо членов муниципалитета, зажав креслами низенький столик в дальнем углу, что-то обсуждали по поводу предстоящего заседания. В другом углу молчала, уныло созерцая свои стаканы, какая-то пара.
– Ну, давай, Олли!
– Поехали.
Один из членов муниципалитета медленно прошаркал в мужскую уборную.
Да, прыщик действительно назревал. Я теребил его в долгом молчании.
Член муниципалитета медленно пришаркал обратно. Минуя миссис Минайвер, что-то бормотнул касающееся погоды. Она с бодрым смехом раскрючилась и скрючилась вновь.
Эви схватила и залпом осушила стакан.
– Еще, пожалуйста, миссис Минайвер!
– Стой, Эви, – давай я...
– Нет.
Пришаркавший из уборной откинулся в кресле, ладонь рупором к уху.
– А? Громче, Джим!
– ... Пока мы не упустили контракт!
– А-а. Да.
Эви уперла подбородок в ладони, тряхнула гривой, повернулась ко мне.
– А неплохо мы жили, да, Олли?
Я механически хохотнул. Эви выпила еще виски с содовой и сказала, как бы набравшись храбрости:
– Да. Неплохо. Хорошо жили. И теперь вот... Как вспомнишь...
Я допил свое бледное пиво и оглядел ножки Эви в чулках. Очень ничего себе ножки. Я протянул пустой стакан миссис Минайвер, она мне опять налила. Бледное пиво было очень ничего себе.
Эви продолжала:
– Все же, кто вместе рос – мальчишки, девчонки...
И послала в мою сторону луч – лукавый и томный одновременно. Я засмеялся и хлебнул как следует бледного пламени. Я тоже кое-что вспомнил и зябко почувствовал, что нельзя пускать события на самотек.
– А Роберт, Эви! Про Роберта не забудь.
Томность утонула в лукавстве.
– Бобби! Моя первая любовь!
Я хлебнул еще, вспомнил малолитражку мисс Долиш и поперхнулся.
– Еще, миссис Минайвер, пожалуйста!
– И мне.
Эви примолкла, глядясь в зеркало за стойкой. Она была очень ничего себе.
– Во вторник.
– Что, Эви?
– Во вторник уезжаю. – Искоса сверкнула на меня улыбкой. – Пока что – передышка. – Схватила стакан, опрокинула. – Еще, пожалуйста!
– Поехали!
– Сперва надо кой-кого повидать, конечно.
– Тебе?! Кого это?
Меня осенила блистательная идея. Я осклабился.
– Кстати, а как Фредди Уилмот?
Эви некоторое время молчала, глядя в стакан. Потом выпила, поставила стакан со стуком.
– Я только из Швейцарии, с боссом своим туда ездила.
Я сверхзначительно осклабился.
– Ну а этот – как?
– Патрик – лапочка. Все говорят. Я его обожаю.
Она вдруг захихикала. Десять секунд – и куда подевалось томное лукавство. Передо мной сидел бесенок. Эви Старого моста.
– Он – все отдать, да мало. Ну прям замечательный!
Высокий табурет качнулся, она уцепилась за стойку.
– Поехали!
– Вздрогнем!
– Пошли заглянем к твоим родителям.
– Ты это брось, Эви.
– Или к доктору Джонсу. Вот мужчина! Надо к ним заглянуть.
– Не думаю.
– Оно и понятно, что в Стилборне столько баров. А то как бы... Жалко, тут Патрика нет. Еще, пожалуйста!
– Прям замечательного.
Эви хихикнула громко.
– Он в постели замечательный. Все говорят.
Разгоряченный жидким бледным пламенем, я не мог уступить ей пальму первенства в нашем состязании остроумии.
– А на самом деле?
Но я, оказывается, плохо знал Эви.
– И на самом деле, – сказала она. – Получше тебя будет.
Урчанье беседы смолкло в углу. Все стихло. Я привстал с табурета и сделал несколько нелепых па возле стойки.
– Мы в постели никогда не лежали, – сказал я с хохотом, естественным, как дерматин. – Никогда! Ты это брось, Эви!
– В постели никогда не лежали, – подхватила она, кивая. – И без постели позже полвосьмого никогда. Ни разу, ни-ни! Ну, давай!
Я с хохотом поднял стакан. И совершил свою грубейшую стилборнскую ошибку.
– Опрокинули – жопки вверх!
Эви – очень осторожно – поставила на стойку пустой стакан. Заглянула в него, будто ожидала увидеть там муху или что похуже. Мрачная пара, обменявшись кивками, быстро поднялась и удалилась без единого слова. Эви подняла было руку, будто хотела откинуть волосы, но опять уронила. Посмотрела на меня искоса через стойку, оглядела молчащий бар, глянула сквозь стены на город. Выступила кривая усмешка.
– Все началось, – сказала Эви, – когда ты меня ссильничал.
В ушах у меня невыносимо звенело. Все было как в страшном сне. Что тут можно сказать? Простое, решительное, неопровержимое? В самом деле – что я сделал – мы сделали? Четверо членов муниципалитета встали как один и направились к двери мимо раскрючившейся и скрючившейся миссис Минайвер.
– Наверху, на горе, – пояснила Эви громко и обстоятельно. – В зарослях!
– Не правда!
– Добром бы я ни в жисть, – сказала Эви. – Я тебя не хотела. Мне всего пятнадцать было.
Дверь захлопнулась. Мы были одни. Снова меня подхватило теченье Стилборна, но на сей раз не шепоток-хохоток. Воды взревели над самой моей головой. Я бухнул стакан, бросился вон и встал под газовым фонарем на углу ратуши. Эви с хохотом встала рядом. Я еле сдерживался, чтоб не вцепиться ей в горло руками.
- Предыдущая
- 19/40
- Следующая
