Немые и проклятые - Уилсон Роберт Чарльз - Страница 8

• Предыдущая
• 8/87
• Следующая

Консуэло Хименес протянула Хавьеру чай со льдом и указала на кресло. Сама села на диван, откинувшись на спинку и покачивая ногой; сандалия свисала с пальцев.

— Здесь так тихо. Даже не верится, что мы в Испании, — сказал Фалькон.

Они немного посидели в тишине — ни звуков проезжающих машин, ни звона церковных колоколов, ни свиста и хлопков на улицах.

— Двойные стеклопакеты, — наконец объяснила она. — У меня в ресторанах всегда шумно. Там я проживаю свою испанскую жизнь, так что когда я здесь, это как… жизнь после жизни. При вашей-то работе вы, очевидно, меня понимаете.

— Сейчас предпочитаю быть в гуще событий, — сказал Фалькон. — Я отбыл свой срок в чистилище.

— Уверена, тишина в огромном доме вашего отца… То есть не отца… Простите.

— Я до сих пор думаю о Франсиско Фальконе как об отце. Этой привычке сорок семь лет, я не смог ее побороть.

— Вы изменились, старший инспектор.

— Мне кажется, нам уже пора перейти на «ты»[5] и называть друг друга по имени.

— Ты сменил стиль.

— Постригся. Отказался от костюмов. Отказался от некоторых правил.

— Стал не такой напористый, — отметила она.

— Все такой же! Просто я понял, что людям эта черта не нравится, и стараюсь ее скрывать. Научился удерживать на лице улыбку.

— Мама одной моей подруги с детства учила ее: «Ни минуты без движения, ни секунды без улыбки!» На окружающих это действует, — сказала Консуэло. — Мы живем в такое время: легкая улыбка, легкий разговор. Когда в последний раз ты вел с кем-нибудь серьезную беседу, Хавьер?

— Я только их и веду.

— Сам с собой разговариваешь?

— И еще раз в неделю посещаю психоаналитика.

— Разумеется, после всего, что ты пережил! — посочувствовала она. — Но ведь это не настоящая беседа, правда?

— Тут ты права. Иногда это абсурдное потакание своим слабостям, в остальных случаях — рвотное средство.

Консуэло взяла со стола сигареты, прикурила и откинулась на спинку дивана.

— Я зла на тебя, — сказала она, махнув в его сторону сигаретой. — Ты мне не звонил, а ведь мы собирались вместе поужинать… помнишь?

— Ты переехала.

— То есть ты пытался?

— У меня времени совсем не было, — сказал он, улыбаясь.

— На меня улыбки не действуют. Мне известно, что это значит. Придется тебе освоить пару новых приемов.

— Знаешь, столько всего навалилось!

— Ты лечение имеешь в виду?

— Да, и еще у меня юридические проблемы с Мануэлой. Моей сводной сестрой.

— Она жадная, насколько я помню.

— Ты, я вижу, в курсе всех подробностей скандала.

— Я не знала бы их только в том случае, если б на год впала в кому, — улыбнулась она. — Так чего же хочет Мануэла?

— Денег. Она хотела, чтобы я написал книгу о своей жизни с Франсиско, о его дневниках и о том, как я вел расследование убийства, из-за которого все раскрылось. Или чтобы я поработал с ее дружком-журналистом, который напишет книгу за меня. Я отказался. Она разозлилась. Теперь старается доказать, что я не имею прав на дом Франсиско Фалькона, что я ему не сын… Ты знаешь, как это бывает.

— Ты должен с ней бороться.

— Нелегко это. У нее голова иначе устроена. Она мыслит как Франсиско. Возможно, поэтому он ее никогда не любил, — объяснил Фалькон. — Она интриганка и специалист в области общественных отношений, что в сочетании с ее энергией, амбициями и кошельком — убийственная комбинация.

— Я заплачу за ужин.

— Ты меня обижаешь. Не настолько все плохо. Финансовые трудности — это маячащий на заднем плане жизни довесок к остальным неурядицам.

— Тем более полезна порция развлечений на переднем плане жизни, Хавьер, — сказала она. — Этот твой брат, скотовод Пако, хоть чем-то помогает?

— Отношения у нас ровные. Но помочь мне не в его власти. Мануэла и им тоже вертит: она ведь ветеринар. Одно слово о возможной угрозе коровьего бешенства в стаде — и ему конец.

— Ты на редкость рассудителен.

— Спасибо, — поблагодарил он, решив не упоминать, что это скорее всего сказывается действие лекарств.

— Я продолжаю считать, что тебе необходимо развлечься.

Молчание. Фалькон постукивал по блокноту. Консуэло покорилась неизбежному, выдохнув с дымом наполнившую ее грудь печаль.

— Задавайте вопросы, старший инспектор, — обреченно проговорила она, поманив его к себе.

— Ты можешь все же называть меня Хавьер.

— Что ж, Хавьер, кое-чему ты все же научился.

— Например?

— Как успокоить человека… вернее, как успокоить подозреваемого перед допросом.

— Думаешь, ты подозреваемая? — спросил он.

— Думаю, я — та, кто может оживить развитие отношений следователь — подозреваемый, — сухо произнесла она.

— Откуда ты знаешь, что это было убийство?

— А почему ты здесь, Хавьер?

— Я расследую любую смерть, произошедшую не по естественным причинам.

— Рафаэль умер от сердечного приступа? — Фалькон покачал головой. — Значит, это убийство.

— Или самоубийство по сговору.

— По сговору? — повторила она, вытаскивая очередную сигарету. — Что за сговор?

— Мы нашли сеньору Bегу наверху, она задушена подушкой.

— О, боже! — вскрикнула Консуэло, оглядываясь через плечо. — Марио, бедняжка!

— Сеньор Вега выпил литр жидкости для прочистки труб, разбавленной чем-то или отравленной, либо перед этим он принял таблетки. Придется подождать отчета судебного медика.

— Поверить не могу.

— Значит, ты не думаешь, что Вега был способен на самоубийство?

— Казалось, он так любит жизнь! Его работа, семья… Марио он просто обожал. Только что купил новую машину. Они собирались ехать отдыхать…

— Сеньор Вега был дома, когда ты звонила насчет Марио вчера вечером?

— Я говорила с Лусией. Мне показалось, он дома, но точно я не знаю.

— Куда они собирались поехать? — спросил Фалькон.

— Обычно они ездили в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария, но в этот раз решили, что Марио достаточно большой, сняли дом в Ла-Холле возле Сан-Диего. Собирались сводить его в аквапарк и в Диснейленд.

— Во Флориду ехать было бы ближе.

— Для Лусии там слишком сыро, — пояснила она, наконец-то прикурила и покачала головой, глядя в потолок. — Кто может представить, что творится в головах других людей?

— Его адвокат ничего не говорил об этой поездке.

— Адвокат мог не знать. Рафаэль был из тех, кто четко разграничивает сферы своей жизни. Адвокату положено знать все о проблемах бизнеса, он не должен интересоваться семейными делами. Про отдых я узнала от Лусии.

— Значит, он любил держать все под контролем?

— Как большинство успешных бизнесменов.

— Вы познакомились через Рауля?

— Рафаэль очень поддержал меня, когда Рауля убили.

— Он разрешал Марио оставаться у тебя на ночь.

— Мои дети ему тоже нравились.

— Марио часто у вас ночевал?

— Не реже раза в неделю. Чаще всего в выходные, когда я посвободней, — ответила она. — Единственное, чего он не позволял Марио, это залезать в бассейн.

— Удивительно, что у сеньора Веги не было бассейна.

— Был, но Рафаэль его засыпал и заложил дерном. Он их не любил.

— Кто-нибудь еще знал, что Марио ночует у тебя?

— Да все соседи — у мальчишек ведь шумные игры, — усмехнулась Консуэло. — По-моему, Хавьер, копаться в таких мелких деталях ужасно утомительно, а?

— Знаешь, именно повседневные мелочи позволяют узнать, как люди жили на самом деле. Из маленьких деталей складывается общая картина, — сказал он. — Раньше мне действительно это казалось скучноватым, но теперь, как ни странно, я нахожу такую работу увлекательной.

— С тех пор как начал жить заново?

— Что, прости?

— О… я не хотела быть бестактной.

— Я и забыл о твоей вечной иронии… это ведь в твоем духе, не так ли, донья Консуэло?

— Без «доньи» можешь обойтись, Хавьер, — сказала она. — Тебе ирония не к лицу. И прости. Это была мысль, которую не следовало озвучивать.

• Предыдущая
• 8/87
• Следующая