Немые и проклятые - Уилсон Роберт Чарльз - Страница 27

• Предыдущая
• 27/87
• Следующая

— Родители с ума сходили, разыскивая ребенка. Даже звонили Себастьяну, но тот сказал, что, к сожалению, не видел… Маноло его звали, кажется. Потом он просто сдался… Отпустил мальчика, сел на кровать и ждал расплаты.

— И как все это было представлено на суде?

— Очевидно, обвинение расставляло акценты несколько иначе, чем я. У них Себастьян получился более хищным и агрессивным.

— Какой вы делаете вывод?

— Думаю, Себастьян — молодой человек с проблемами, но в тюрьме ему не место. Он ошибся, но эта ошибка не стоит двенадцати лет.

— А что предприняли следователи вашего отдела?

— Подлинная история всем казалась слишком странной. Опытный человек, может, и сумел бы повернуть все так, чтобы вытащить на свет правду. А тогда было лето, в отделе осталось всего два следователя, слишком молодых, не уверенных в себе, что делало их податливыми. К тому же на них оказывал давление интерес прессы к этому делу, ведь Себастьян — сын Пабло Ортеги. Они не хотели показаться дураками. Их, как и Кальдерона, восхищал громкий приговор.

— Что вы думаете о роли Кальдерона в этом деле?

— Меня это не касается… официально, — сказал Монтес. — Но лично я думаю, что тщеславие взяло тогда верх над желанием установить истину. Он высоко взлетел после вашего дела. Интерес прессы был невероятным. Он молод, хорош собой, хорошая семья со всеми нужными связями и… ну…

— Что вы хотели сказать?

— Вспомнил о его женитьбе… Простите.

— То есть все уже знают?

— Мы знали раньше, чем он собрался сделать предложение.

— Так, по-вашему, Кальдерон догадывался о подлинных событиях в доме Себастьяна?

— Я не знаю, что варилось в его голове. Он много раз неофициально беседовал на эту тему со следователями моего отдела. Говорил, что история Себастьяна — абсурдная фантазия, вбитая в голову мальчика недобросовестным манипулятором. Суд не поверит ни одному слову. Он сказал, что мальчику лучше дать более понятный и менее двусмысленный отчет о том, что с ним случилось. Следователи поговорили с родителями, и мальчик сделал все, что ему сказали. Впрочем, это вам уже известно.

— А вы где были все это время?

— В больнице. Грыжу вырезали.

— Непохоже, что правосудие свершилось.

— Честно говоря, я уже упоминал, что Себастьян Ортега не опроверг ни один факт из записи беседы с мальчиком, показанной в суде. Он совсем не защищался. Можно было подать апелляцию, но, насколько мне известно, Себастьян Ортега от этого отказался. Такое впечатление, будто он там, где хочет быть.

— Вам не кажется, что ему нужна помощь психолога?

— Да, но и ее он не примет. Я повторяю: он отказывается разговаривать. Совсем. Сел в одиночную камеру и свел общение к абсолютному минимуму.

Фалькон поднялся, собираясь уходить.

— Скажите, вы узнаете кого-нибудь на этой фотографии? — спросил он и положил на стол Монтеса снимок Ортеги.

— Бог мой, вот он, hijodeputa![15] Это Эдуардо Карвахаль. И, если я не ошибаюсь, говорит он с Пабло Ортегой и с кем-то еще, но лица не видно! — воскликнул Монтес. — Уберите его с глаз моих, инспектор, если не хотите видеть, как плачет взрослый человек.

— Спасибо, — сказал Фалькон, забирая фотографию.

Они обменялись рукопожатием, и он пошел к выходу.

— Кстати, кем по профессии был Эдуардо Карвахаль? — спросил он, взявшись за ручку двери.

— Консультантом по недвижимости, — ответил Монтес. Выражение его лица заметно помрачнело. — Работал на Рауля Хименеса здесь, в Севилье, до конца семидесятых — начала восьмидесятых. Он был из состоятельной семьи, владевшей большим участком земли в Марбелье. Уйдя от Рауля Хименеса, он эту землю застроил и распродал. Завязал знакомства. Знал всех нужных людей. Начал искать участки земли для туристических компаний под строительство отелей. В мэрии все ели с его ладони, так что разрешения на строительство и лицензии получать ничего не стоило. У него были связи в финансовых кругах.

— Значит, вы всерьез поверили великому обещанию Карвахаля?

— Полностью.

Фалькон кивнул, открыл дверь.

— Еще о деле Ортеги, — вдруг произнес Монтес. — Я вовсе не виню своих людей. Это не значит, что я с ними не поговорил о том, как вести себя в следующий раз, но необходима твердость, чтобы перечить такому сиятельному юристу, как судебный следователь Кальдерон.

— Кроме того, это его работа — подготовить дело, которое даст прокурору больше шансов в суде, — сказал Фалькон. — Суду нужно было принимать весьма сложное решение, а следователь Кальдерон — очень компетентный человек.

— Он вам нравится, инспектор! — удивился Монтес. — Никогда бы не подумал.

— Я лишь один раз с ним работал… по делу Рауля Хименеса. Он провел его отлично. Очень меня поддерживал, когда я был не в состоянии вести расследование.

— Успех меняет человека, — сказал Монтес. — Одним предназначено дотянуться до самых его вершин. Другие, вроде меня, достигли своей планки и должны смириться или свихнуться. Кальдерону нет еще и сорока, но он уже добился того, чего некоторым юристам не достичь и к концу карьеры. Очень трудно остановить себя в этом стремлении… к еще большим высотам. Иногда приходится немного подтолкнуть происходящее, чтобы великолепное сияние звезды не поблекло. Амбиции затуманивают рассудок и заставляют совершать ошибки. Падение таких людей бывает быстрым и трагичным. Знаете почему, инспектор?

— Людям нравится видеть их сломленными, — предположил Фалькон.

— Думаю, сейчас множество людей замерло в ожидании, — сказал Монтес.

Четверг, 25 июля 2002 года

Спускаясь по лестнице, Фалькон задержался и прихватил дело Себастьяна Ортеги, чтобы ознакомиться с ним дома. В офисе Рамирес все еще набивал отчет крупными настырными указательными пальцами. Кристина Феррера поговорила со служащей телефонной компании и выяснила, что последний звонок в дом Веги был от Консуэло Хименес около одиннадцати вечера. Она допечатала отчет и ушла. Фалькон уселся напротив Рамиреса, который таращился в монитор, словно критик, вставляющий в рецензию изысканно-беспощадные замечания.

— Что новенького по делу Веги?

— Он нанимал русских и украинских рабочих, — откликнулся Рамирес. — Некоторых легально, как Сергея, некоторых — нет.

— Ничего себе! Как вы узнали про нелегальных рабочих?

— Они сегодня не вышли на работу. Тем, кто вышел, велели уйти, и две стройки остались с неукомплектованными бригадами.

— А что в его офисе?

— Васкес не позволил нам рыться там без ордера, но был довольно услужлив, когда дело касалось Сергея.

— Это он сказал про рабочих?

— Рабочие не его забота. Он же не управляющий «Вега Конструксьонс». Просто адвокат, даже не член правления компании. Однако сейчас, после смерти Веги, держится как начальник.

— Вы видели бухгалтера, сеньора Дорадо?

— Золотой мальчик. Да, мы его видели. Он объяснил нам, чем компания занималась, и показал отчетность.

— Он объяснил, как в расчетах учитывают нелегальных рабочих?

— На этом этапе мы не вдаемся в детали. Разговаривали о структуре в целом, выясняли платежеспособность компании, есть ли финансовые бомбы замедленного действия, нет ли какого-нибудь опасного пункта о неустойке по проекту, на который уходит прибыль.

— Опиши структуру компании.

— «Вега Конструксьонс» — холдинг, объединяющий группы отдельных проектов. Каждый проект — компания с собственным правлением, в которое входят представитель «Вега Конструксьонс», кто-то из инвесторов и представители финансовых структур, обеспечивающих поддержку. Думаю, затем, чтобы провал одного проекта не погубил всю компанию, — объяснил Рамирес. — Как бы то ни было, последние три года холдинг приносил приличную прибыль, и не похоже, чтобы имелись проблемы с каким-то из текущих проектов. Никакой катастрофы не ожидалось. Если его смерть и связана с деловыми неприятностями, то, скорее всего, в них замешан кто-то из партнеров.

• Предыдущая
• 27/87
• Следующая