Немые и проклятые - Уилсон Роберт Чарльз - Страница 17

• Предыдущая
• 17/87
• Следующая

— Послушайте, хоть я и торчу здесь все время, особенно сейчас, когда работой меня не заваливают, но я не смотрю целыми днями через ограду и не подсматриваю сквозь ставни.

— А чем вы занимаетесь?

— Ну, говоря по чести, я неприлично много времени провожу копаясь в собственной голове. Больше, чем следует, и больше, чем хочу я сам.

— Что вы делали прошлой ночью?

— Напился в одиночку. Дурная привычка, я знаю. Заснул прямо здесь и проснулся в пять утра от холода — спасибо кондиционеру.

— Когда я спросил про гостей Веги, я не имел в виду…

— Сеньор инспектор, насколько мне известно, единственные постоянные посетители Веги — это родители Лусии и стерва из дома напротив. Она иногда присматривала за ребенком.

— Стерва?

— Консуэло Хименес. С ней лучше не сталкиваться, Хавьер. Она из тех, кто улыбается только если зажмет твои яйца в тиски.

— У вас были какие-то разногласия?

— Нет-нет. Просто я хорошо знаю этот тип женщин.

— И что же они из себя представляют? — спросил Фалькон, не в силах удержаться от вопроса.

— Это бабы, которые, не будучи лесбиянками, все же терпеть не могут мужчин! Умом они, конечно, понимают, что удовлетворить свои низкие сексуальные потребности могут только с нашей помощью. Это держит их в состоянии постоянного негодования и злобы.

Фалькон прикусил кончик ручки, стараясь сдержать улыбку. Не иначе как великий Пабло Ортега предложил Консуэло свои бесценные услуги и нарвался на отказ.

— Она, видите ли, любит детей! — язвительно продолжал Ортега. — Любит, когда вокруг бегают маленькие мальчики. Чем больше, тем лучше. Но как только у них вырастут волосы…

Ортега сгреб в кулак поседевшие волосы на груди и презрительно откинул голову. Актер он был поистине блестящий — получилась великолепная сценка: он сумел показать одновременно и мужскую глупость, и женскую гордость. Фалькон рассмеялся. Ортега упивался одобрением своего единственного зрителя.

— Мне о женщинах известно все! — Он долил в свой стакан пива «Крускампо» и жестом предложил налить Фалькону. Тот отказался. — Знаете, какой лучший в мире способ завести знакомство с любой из них?

Фалькон покачал головой.

— Собаки! — торжествующе заявил Ортега.

— Так у вас есть собаки?

— Два мопса. Большой кобель по имени Паваротти и маленькая сука с темной мордочкой, Каллас.

— Они поют?

— Нет, они загадили весь сад.

— Где вы их держите?

— Ясное дело, не здесь, где весь пол уставлен моей коллекцией. С них станется задрать лапу возле шедевра, и тогда я… я просто за себя не отвечаю!

— Вашей коллекцией?

— Вы же не думаете, что я постоянно живу в таком бардаке? Пришлось перенести все сюда, когда сломался коллектор. Но сначала давайте я доскажу про собак. Мопсы — вот идеальный способ завязать разговор с одинокой женщиной. Маленькие, до смешного уродливые и забавные. С женщинами и детьми всегда срабатывает. Дети не могут перед ними устоять.

— Именно так вы познакомились с Консуэло Хименес?

— И с Лусией Вегой, — сказал актер, подмигивая.

— Сеньор Ортега, позвольте вас перебить… я не успел сказать вам: сеньора Вега убита.

— Убита?! — Ортега вскочил, пролив пиво на колени.

— Ее задушили подушкой…

— Хотите сказать, он убил ее, а потом себя? А что с мальчиком?

— Он ночевал в доме сеньоры Хименес.

— Боже!.. Какая трагедия! — Ортега подошел к окну, стукнул по раме кулаком и выглянул в сад в поисках утешения.

— Вы начали говорить про сеньору Вегу… У вас ведь не было романа?

— Романа?.. — повторил актер. Теперь до него дошел весь ужас ситуации. — Нет, нет, ни в коем случае! Мы просто познакомились в этом крохотном парке, когда я гулял с собаками. Она совсем не в моем вкусе. А ее привлекала моя известность, только и всего.

— О чем вы говорили?

— Не помню. Кажется, она видела меня в спектакле или… О чем же мы говорили?..

— Когда это было?

— По-моему, в марте.

— Вы подмигнули, произнося ее имя.

— Это просто мое идиотское бахвальство, поверьте!

Ручка Фалькона зависла над страницей блокнота. В памяти всплыли события, происходившие пятнадцать месяцев назад. Он вспомнил фотографии, которые Рауль Хименес развешивал над письменным столом в своей квартире. Знаменитости, обедавшие в его ресторанах, крупные чиновники из городской администрации, полиции и суда… Вот где Фалькон видел раньше лицо Пабло Ортеги!

— Вы были знакомы с Раулем Хименесом?

— Иногда я посещал его рестораны, — с облегчением признался Ортега.

— У него дома висела ваша фотография…

— Не представляю, откуда он ее взял. Рауль Хименес терпеть не мог театр… Разве что… Ну конечно, мой брат Игнасио! Он знал Рауля. Компания моего брата занимается установкой кондиционеров. Когда Игнасио хотел произвести впечатление, он приглашал меня на приемы. Скорее всего, там меня и сфотографировали.

— Значит, вы знали Консуэло Хименес до того, как переехали сюда?

— Только в лицо.

— Сеньора Крагмэн проявила интерес к вашим собакам?

— Боже, Хавьер, за прихотливым полетом вашей мысли порой и не угнаться! Вы иной породы, чем те полицейские, с которыми мне доводилось общаться раньше.

— Мы обычные люди, и я такой же, как все.

— Полицейские, которых я встречал, были куда методичней. Это наблюдение, а не упрек.

— Убийство — самое серьезное из отклонений в человеческой природе. Убийце частенько приходится прибегать к весьма затейливым уловкам. Методичное мышление — плохой помощник в исследовании психологической нестабильности.

— Профессия актера — самая затейливая уловка на свете, — возразил Ортега. — Порой она так замысловата, что мы перестаем понимать, кто мы, черт возьми, такие.

— Вам стоит познакомиться с некоторыми убийцами, которых я отправил за решетку, — сказал Фалькон. — Некоторые отполировали искусство перевоплощения до такой степени, что поистине становились другими людьми.

Ортега даже зажмурился — теперь он был по-настоящему испуган.

— Мне пора идти, — сказал Фалькон.

— Вы спрашивали про собак и сеньору Крагмэн, — выпалил Ортега с отчаянием.

— По-моему, она не любитель собак.

— Вы правы… Будь у меня леопард в бриллиантовом ошейнике…

Через раздвижные двери они вышли в сад. Ортега провел Фалькона через главные ворота. Они стояли на тихой улице, вонь здесь не чувствовалась. Мимо медленно проехала большая черная машина, затем набрала скорость и укатила в сторону проспекта Канзас-сити. Ортега посмотрел ей вслед.

— Вы ведь спрашивали про необычных посетителей Веги? — вдруг сказал он. — Эта машина мне кое-что напомнила. «БМВ» седьмой серии. Именно такая стояла возле его дома шестого января.

— В День королей-волхвов?[10]

— Потому-то я и запомнил дату. А еще из-за национальности пассажиров. Необычные ребята. Один огромный жирный властный брюнет угрожающего вида. Второй тоже массивный и мускулистый, но не такой агрессивный. И волосы у него были светлые. Не знаю, о чем они разговаривали, но я в прошлом году был в Санкт-Петербурге и поэтому узнал язык — они говорили по-русски.

Три сына Консуэло Хименес играли вместе с Марио в бассейне. Через двойные рамы долетали приглушенные вопли и визг, на стекло веером летели брызги. Хавьер потягивал вторую кружку пива. Консуэло держала полупустой бокал tintodeverano. Она курила, постукивая по сигарете ногтем указательного пальца, и покачивала ногой, как всегда, когда бывала расстроена.

— Я смотрю, ты разрешила Марио залезть в воду, — заметил Фалькон.

— Решила, что лучше позволить ему немного забыться в игре, — объяснила она. — Запрет на купание был пунктиком Рафаэля. Не вижу в нем никакого смысла…

— Неужто и я когда-то был таким резвым!

— Наверняка. Сейчас тебе это странно, но вспомни: глаза щиплет от хлорки, ресницы слиплись, сам весь дрожишь от голода и усталости, завернувшись в полотенце. Вот это и есть счастье!

• Предыдущая
• 17/87
• Следующая