Сэндсторм - Гоуф Лоуренс - Страница 54
- Предыдущая
- 54/72
- Следующая
– Дела, – ответил Дауни. Мимо прокатил мотороллер, из выхлопной трубы которого вырывались сизые клубы дыма. Дауни выждал, пока рев двигателя не затих в отдалении, потом прибавил:
– Работа такая.
– Немедленно приезжайте в посольство. Жду вас через полчаса.
– Не получится. Я занят до десяти вечера. Как, в десять не слишком поздно?
– Ладно, договорились, – произнес Фостер после напряженной паузы. – Не опаздывайте. Если задержитесь хотя бы на минуту, пеняйте на себя.
– Послушайте, Ричард, – сказал Дауни, – а нам обязательно встречаться в посольстве? Лично мне было бы приятнее посидеть в «Шеперде», промочить горло стаканчиком виски…
Сукин сын, подумал Фостер. Ему стало ясно, что Дауни узнал о его маленькой слабости. Он швырнул трубку на рычаг.
Дауни, который стоял спиной к многоголосому шуму уличного движения, выждал некоторое время после того, как Фостер отключился. В трубке слышался лишь треск статических разрядов. Должно быть, Дороти не подслушивала. Дауни повесил трубку и посмотрел на часы. Начало третьего; до встречи меньше восьми часов – не так уж много, как кажется. Надо переменить обстановку в квартире, а на это требуется известное время. Впрочем, квартира подождет. Ему нужна женщина. Голубки, которых он оставил ворковать в александрийском отеле «Палестина», разожгли его аппетит, пробудили в нем желание. Однако сумеет ли он отыскать среди двенадцати миллионов душ шлюху, которая хоть чуть-чуть походила бы на Дженнифер? Вряд ли. Не стоит и пытаться. Дауни почесал переносицу, усмехнулся: мол, нет в мире совершенства – и зашагал по улице в направлении заведения мадам Тюссо. Разумеется, на самом деле мадам звали совсем иначе, однако, учитывая то, сколько краски она обычно наносила себе на лицо, это прозвище закрепилось за ней вполне заслуженно. Дауни провели в его любимую комнату, которая была обставлена как детская. Он обожал заниматься сексом на мягком диване, в окружении плюшевых медведей, зеленоглазых львов и слоников с резиновыми бивнями. В комнате находился также старенький проигрыватель, из динамика которого лилась музыка группы «Доктор Зойсс». Дауни подпевал, а под ним, честно отрабатывая деньги, извивалась всем телом рыжеволосая девица. Он знал по опыту, что звонить всегда лучше заранее…
Дауни покинул публичный дом в начале седьмого, доехал на такси до квартала Докки, вылез из машины за две улицы до своего дома, прошелся пешком, поднялся на лифте на свой этаж, изучил систему сигнализации и дверной замок.
Похоже, все в порядке, хотя возможно всякое. Он облизал языком ключ, чтобы тот легче вошел в замочную скважину, затем достал из кармана четырнадцатизарядный «браунинг» калибром 9 миллиметров, левой рукой осторожно повернул ключ в замке, после чего резко распахнул дверь. В квартире было настолько тихо, что, казалось, можно услышать, как выцветают краски на ковре. Дауни запер дверь, прошелся по комнатам, удостоверился, что незваных гостей как будто нет, надел резиновые перчатки, направился на кухню и достал из холодильника банку пива «Миллер Лайт». Подслушивающие устройства искать бессмысленно. Он отсутствовал почти неделю, а за такой срок ребята из ЦРУ способны нашпиговать стены инфракрасными камерами и прочей электронной техникой, на розыски которой уйдет целый год.
Впрочем, Дауни почему-то думал, что Фостер не станет размениваться на подобные мелочи. Если же он ошибается…
Дауни выпил пиво, открыл дверцу буфета, взял нож, перешел в гостиную и принялся вспарывать обивку мебели. Ему хотелось создать впечатление, что в квартире побывал маньяк: он всаживал нож раз за разом в податливую плоть дивана, резал вдоль и поперек, кромсал, раздирал обивку руками, вытаскивал набивочный материал. Время от времени ему приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание. К тому времени, когда подошла очередь спальни, Дауни весь взмок и осушил почти до дна третью банку пива. Он вспорол кровать, всадил нож в изголовье из мореного дуба, потом повернулся к гардеробу и принялся швырять на пол одежду. Завершив разгром, он уселся на кровать и посмотрел на часы. Десять минут десятого. Дауни прошел на кухню, доел пиццу, выпил еще пива, вернулся в гостиную и надел на ствол «браунинга» израильский глушитель.
На стене над фальшивым камином висело большое зеркало. Дауни выстрелил в него – раз, другой, третий. Осколки стекла посыпались на каминную полку, разлетелись по полу.
Дауни бросил пистолет на кресло, взял шприц, закатал рукав, напряг мышцы, разорвал целлофановый пакетик, в котором находилась игла, вставил ее в шприц, сделал глубокий вдох и воткнул иглу в руку близ локтевого сгиба. Игла вонзилась в сухожилие, затем вошла в мышцу. Какая боль! Неудивительно, что медсестры всегда улыбаются. Дауни закусил губу и повторил операцию. Шприц медленно заполнялся кровью.
Дауни порадовался тому, что у него редкая группа крови – вторая с отрицательным резус-фактором. Когда шприц наполнился доверху, он выдернул иголку из руки. Кожа вокруг ранки немедленно вздулась. По руке потекла кровь; струйка достигла запястья, капли упали на ковер. Дауни не предпринял ни малейшей попытки остановить кровотечение. В теле чувствовалась непривычная легкость. Он направил шприц в воздух и надавил на толкатель. По потолку расплылось кровавое пятно, несколько капель попало на ботинки Дауни. Он сел на валик дивана и снова всадил иглу себе в вену, снова наполнил шприц, что называется по самое горлышко, передохнул – руки дрожали, закружилась голова, – сделал глубокий вдох, поднялся и осторожно, мелкими шажками приблизился к камину. На сей раз он разбрызгал кровь по дуге, украсив алыми разводами стену и разбитое зеркало, после чего, стиснув зубы, набрал в шприц третью порцию крови.
Пожалуй, достаточно. Квартира приобрела вид скотобойни. Господи, до чего же просто! Между прочим, очень похоже на то, как бывает, когда проливаешь кофе: в чашке было всего ничего, а на полу вон какая лужа. Дауни зашел в ванную, промыл ранки холодной водой, вытерся полотенцем, опустил рукава рубашки, застегнул пуговицы на манжетах, стер полотенцем кровь с раковины и швырнул его в ванну.
Выйдя в гостиную, он перезарядил «браунинг» и покинул квартиру. На лестничной клетке было тихо и пусто. Ключ звонко щелкнул в замке, как бы подводя итог всему, что произошло до сих пор.
За столом Дороти сидел капрал морской пехоты с лицом, которое как две капли воды походило на физиономию дяди Сэма на каком-нибудь плакате. Капрал читал «Спортс иллюстрейтед». Когда створки лифта открылись, он поднял голову, однако Дауни решительно прошел мимо и подергал ручку на дубовой двери, которая преграждала доступ в кабинет Фостера. Капрал отложил журнал. Дауни поглядел на часы.
На стекле оказалась капелька крови. Он смочил слюной палец и стер со стекла бурое пятнышко.
– Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр?
– Он звонил?
– Что?
– Вон та черная штука на столе, – проговорил Дауни, указывая на телефон Дороти. – Последний час она помалкивала или трезвонила что твой будильник?
– Никто не звонил, сэр.
Фостер, близоруко вытаращившись на свои карманные часы, вышел из лифта в половине одиннадцатого. Он громко пожаловался, что некоторые не понимают простой вещи: он в силу своей должности работает двадцать четыре часа в сутки. Дауни, сидя на стуле, внимательно наблюдал, как Фостер возится с ключами. По всей видимости, тот не то чтобы пьян, но позволил себе слегка заложить за галстук. Дауни подмигнул капралу, который дипломатично отвернулся. Наконец Фостер нашел нужный ключ и открыл дверь. Дауни поднялся со стула и вошел в кабинет.
Фостер уселся за стол, включил настольную лампу со стеклянным колпаком зеленого цвета. Дауни притворил за собой дверь и направился к столу; каблуки его ботинок оставляли на недавно пропылесосенном ковре маленькие вмятины. Он сел в кресло для посетителей. То заскрипело. Со временем все на свете приходит в негодность; неудивительно, что кресло, изготовленное еще при королеве Анне, за столько лет изрядно обветшало. Тут главное – уловить момент, когда оно начнет разваливаться. Дауни скрестил ноги, закурил сигарету, ощущая усталость во всем теле, – да, зря он завернул к мадам Тюссо. Он переменил положение, и в ребра ему уперлась рукоять «браунинга». На Фостере был черный смокинг, причем казалось, что материал поглощает всякий свет. В сочетании с торжественной физиономией Фостера и непривычной тишиной в здании смокинг производил впечатление судейской мантии. Внезапно в душу Дауни закралось предчувствие беды. Может быть, капралу морской пехоты поручено вовсе не то, что он подумал: не помешать ему проникнуть раньше времени в кабинет Фостера, а, наоборот, не выпускать его оттуда. И кстати говоря, у Дауни появились определенные сомнения насчет того, пьян ли Фостер. Тот выглядел скорее взволнованным, нежели навеселе. Интересно знать, что могло настолько взволновать Фостера?
- Предыдущая
- 54/72
- Следующая
