Окаянный талант - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/64
• Следующая

– Думаю, что да. Хотя… не факт. Пока не факт. Скажу откровенно – вы мне симпатичны. И мне очень не хотелось бы прочитать в вашей газете еще один некролог. Притом очень скоро.

– Ух ты! – Главный редактор попытался улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и кривой. – Вы меня здорово напугали. Но обещаю – я подумаю.

– Думайте… если, конечно, вам еще не совсем надоела жизнь. Я пошел. Спасибо за информацию и всего доброго…

С этими словами Олег покинул кабинет Верлена Аркадиевича. Рыжая девица напоминала рассерженную кошку; она никак не могла утихомирить нескольких сотрудников редакции, которые рвались в кабинет шефа, и, судя по ее решительному настрою, уже готова была пустить в ход свои длинные ногти.

Вежливо кивнув ей на прощанье, художник поторопился покинуть здание. На душе у него скребли кошки.

«Не надо было, ничего не надо было говорить Верлену! – думал Олег, выруливая со стоянки возле здания редакции на проезжую часть. – Глупый язык… точно без костей. Как бы этот рыцарь пера не начал сражаться с ветряными мельницами. Глаза у него загорелись… И вообще – не стоило даже ходить в редакцию. То, о чем рассказал мне главный редактор, я знал заранее. Может, не столь детально, но вполне достаточно для определенных выводов…»

Достаточно ли?

А что если это всего лишь его повышенная мнительность?

Просто сказывается большое напряжение – все-таки, последнее время он работал, как одержимый. А как не работать, если заказов собралось года на два вперед?

Неожиданная мысль проникла в мозг и заставила круто переложить руль. Олег свернул в переулок и выехал на улицу, которая вела к дому старого архитектора. Ему почему-то сильно захотелось увидеть старика.

По дороге художник зашел в магазин, где купил торт и дорогое французское шампанское. От предвкушения встречи с Леонидом Константиновичем у него даже настроение улучшилось.

Олегу снова захотелось окунуться в мир воспоминаний старого архитектора, в другую жизнь, которая начала казаться художнику такой пасторальной, такой сермяжно-идиллической, что была похожа на добрую сказку.

Возле дома старика он застал кучу зевак, которые что-то горячо обсуждали. Собственно говоря, дома не было. На его месте лежала груда обгоревших бревен, мусора и высилась, как надгробие из черного камня, закопченная при пожаре труба камина.

– Что произошло?! – вскричал Олег, подбежав к людям.

– Не видишь, что ли? – угрюмо ответил мужик средних лет с испитым лицом. – Сгорело все.

– Как, когда?

– Третьего дня, – ответила женщина в платочке.

Наверное, она шла из церкви, которая находилась неподалеку.

– Мы тут все могли сгореть, – встрял в разговор сухощавый дедок на костылях. – Вот, бежал пожар тушить… – Он показал на свою загипсованную ногу. – Огонь до неба был. Искры в окна залетали. Хорошо догадались послать людей с ведрами на чердак, иначе нашему дому точно была бы хана.

– Поджог, – авторитетно заявил молодой мужчина в спецовке; наверное, слесарь-сантехник. – На это место братва давно глазом накинула. Центр города. Хотели построить казино. А тут этот… музей. Ни обойти, ни подвинуть. Вот и пустили красного петуха.

– Твоя правда, – отозвалась толстуха в годах. – На моих глазах было. Ночью поднялась воды попить, а тут как пыхнет… Сразу крыша загорелась. Мне хорошо было видно. Вон окна моей квартиры, совсем рядом.

– Там… в музее… жил старик. Он… живой? – спросил Олег, с трудом ворочая вдруг занемевшим языком.

Он почувствовал, как какой-то скользкий холодный гад обвился вокруг его сердца, сбивая сердечный ритм и затрудняя дыхание.

– Старик? – Женщина в платочке перекрестилась. – Царствие ему небесное… Сгорел он, вместе с домом. Доброй души был человек. Все церковные службы посещал. Теперь с Господом беседует.

Леонид Константинович погиб… Олег больше не стал слушать разговоры. Он медленно побрел по тротуару, с трудом, как столетний дед, переставляя ноги. Так шел он минут десять, пребывая в ступоре, пока не вспомнил, что ехал к старому архитектору на машине.

Возвратившись, он забрался в салон и покатил, куда глаза глядят. В конечном итоге его остановил автоинспектор, и не за быструю езду, а за то, что машина Олега едва ползла, мешая движению.

Художник с трудом соображал, что ему втолковывал молоденький лейтенант; Олег даже беспрекословно подышал в трубку, потому как автоинспектор заподозрил, что он выпивши. В конечном итоге лейтенант отпустил его, но еще долго смотрел вслед машине со странным водителем, мучаясь сомнениями, правильно он поступил или нет.

Олег пришел в себя только за городом, когда остановился в тени высокого дерева на обочине. Ему почему-то вовсе не хотелось задать себе вопрос: с какой стати его так поразила смерть старика, совсем чужого ему человека? И тем более он не хотел искать на него ответ.

Олег открыл бутылку шампанского и выпил ее до дна за несколько приемов – помянул старого архитектора. Голова была как погремушка из бычьего пузыря, наполненная горохом, а все его действия напоминали движения робота.

Когда бутылка показала дно, художник выбросил ее и торт в кусты и повернул обратно.

Несмотря на выпитое шампанское, прояснение в голове не наступило, а мысли по-прежнему были мелки и беспорядочны. Но главное Олег для себя уже уяснил. Он должен – нет, обязан! – прояснить ситуацию до конца.

В мастерскую Олег заходить не стал, а поехал прямо домой и завалился в постель. Его бессмысленные сны состояли из шорохов и дробного стука, словно погремушка продолжала действовать и в сонном состоянии.

Художника разбудил телефонный звонок. Он так долго и настойчиво звенел, что Олег, который накрыл голову подушкой, не выдержал и встал – раздражающие звуки пробились и сквозь толстый слой лебяжьего пуха.

– Да, слушаю! – хрипло и с ненавистью сказал он в микрофон.

– Радлов, занимайся своим делом, греби деньгу лопатой, но не лезь, куда тебя не просят, – раздался в трубке грубый мужской голос. – Иначе пожалеешь. Надеюсь, ты понял, о чем я говорю.

– Кто… Кто это?!

– Неважно. И заруби себе на носу – шутки кончились.

Прозвучали гудки отбоя. Остолбеневший Олег смотрел на телефонную трубку как на ядовитую гадину. В конце концов, опомнившись, он с отвращением бросил ее на рычаги и сел – скорее, упал – в кресло.

Что творится, черт возьми?! – вскричал он мысленно. Конечно же, художник понял то, что имел ввиду незнакомец. Но как этот неизвестный сукин сын смог проникнуть в его мысли? Нет, не он, сам себе возразил Олег. ОНИ.

Или за ним следят? А он, убаюканный большими доходами, славой и золотым дождем заказов, ничего не замечает. Возможно.

И все равно не совсем понятно. Ведь мысль, которая сформировалась у него в голове из разрозненных фактов, пока еще не обрела реального воплощения. А мысли человеческие пока еще никто не в состоянии подслушать.

Или он заблуждается? Нынче техника пошла такая, что от нее можно всего ждать. А что спрятано в лабораториях… Или действует, но в интересах спецслужб, скрытно и тайно. Голова идет кругом…

Нет, не могут они знать, что он задумал, не могут! Скорее всего, телефонный звонок – это результат анализа. Догадка. Дедуктивный метод. Он дал им нить для рассуждений, посетив сначала Леонида Константиновича, а затем главного редактора газеты «Кто?».

И вот результат – старый архитектор погиб… Случай? Возможно. Но тогда почему дом-музей простоял полстолетия без единого ЧП, а тут вдруг вспыхнул, как факел? А ведь он был еще вполне добротным.

Подожгли бандиты… Не исключено. Но кто направил руку поджигателя?

Олег вскочил на ноги, словно его подбросило вверх пружиной. Надо предупредить Верлена Аркадиевича! Пусть поостережется.

Нехорошее предчувствие всецело завладело художников, и он принялся набирать телефон редакции, хотя на часах уже было полшестого.

– Редакция газеты «Кто?». Слушаю вас, – раздался на другом конце провода голос рыжей секретарши.

• Предыдущая
• 49/64
• Следующая