Питирим Сорокин за 90 минут (просто о сложном) - Медведько Юрий М. - Страница 4

При выборе партии сказался и авторитет старшего брата Василия, который, обосновавшись в Петербурге, уже вступил в ряды эсеров и вел активную революционную деятельность.

В начале 1905 года Питирим Сорокин, уже привыкший везде быть в первых рядах, стал главой эсеровского кружкa Хреновской семинарии и организовал агитационную работу среди ближайших деревень и городов. В пылу юношеского задора Сорокин забыл о правилах конспирации и в 1906 году был арестован на одной из встреч рабоче-крестьянского кружка и посажен в тюрьму города Кинешмы.

С детства не избалованный комфортом, Питирим довольно быстро освоился в новой обстановке. Выпросив у охраны чугунок с кипятком, он вывел вшей из деревянных нар, вымел мусор из камеры и начал заводить новые знакомства.

Очень скоро дверь его камеры почти целый день была отперта, арестант свободно выходил, общался с дру гими политзаключенными и даже пользовался телефоном, который находился в кабинете начальника тюрьмы.

За четыре месяца отсидки заключенный Питирим Сорокин проштудировал труды социолога Николая Константиновича Михайловского, сторонника «крестьянского социализма», ознакомился с теориями одного из идеологов революционного народничества философа Петра Лавровича Лаврова, изучил работы теоретиков анархизма Бакунина и Кропоткина, а также Толстого, Плеханова, Маркса, Энгельса, Ленина и, наконец, труды основателя и теоретика партии эсеров Виктора Михайловича Чернова.

В апреле 1907 года плодотворная научная и практическая деятельность, которой занимался Сорокин в Кинишмской тюрьме, была прервана освобождением под надзор полиции.

Оказавшись на воле, Сорокин предстал перед непростым выбором. Чем заняться и куда подаваться? Из семинарии его, естественно, исключили. Устроиться на работу или заняться учебой в Хреново и окрестностях было невозможно — правительство запрещало принимать революционеров.

Да и сам Питирим уже не горел желанием снова становиться благонадежным студентом или старательным служащим.

Охваченный революционной горячкой, он выбирает роль ходока-агитатора среди фабричных рабочих и селян, чтобы распространять эсеровские идеи, осмысленные и зазубренные им в тюремной камере, а также организовывать ре волюционные ячейки и группы.

Не поставив в известность полицию, Сорокин вскоре после освобождения исчез из Хреново.

Объявился он в Иванове-Вознесенске, но уже не как семинарист Питирим Сорокин, а как подпольщик „товарищ Иван“.

Эсеровская партия в то время еще не имела строгой структурной организации. Не было ни денег, ни тесных контактов, ни четкой иерархии. Все держалось на личных знакомствах и личных контактах знавших друг друга членов партии, которые и организовывали связь с разрозненными кружками социалистов-революционеров. Сорокин же разглядел в своей подпольной деятельности образ миссионеров, первых апостолов христианства, живущих скупой, полной лишений и опасностей жизнью.

Миссионерство „товарища Ивана“ заключалось в печатании и распространении листовок, а также в организации нелегальных встреч с населением. Такие встречи обычно проводились на берегах Волги. Вокруг места сбора выставлялись дозорные, которые должны были предупреждать митингующих о приближении жандармов или казаков. Но однажды казаки перехитрили дозорных и незаметно окружили собравшихся.

В это время выступал товарищ Иван, он яростно обличал царизм, призывал к его свержению и восхвалял будущий строй, в котором власть будет принадлежать народу, земля — крестьянам, а заводы — рабочим, и в котором свобода и справедливость будут обеспечены каждому. И вот в самый напряженный момент, когда образ грядущего царствия справедливости на земле уже практически витал над собравшимися, раздался отрезвляющий окрик: „Арестовываем всех до тех пор, пока не выдадите зачинщиков!“

Повисло зловещее молчание. Первым его нарушил товарищ Иван. Он стал бросать прямо в лицо офицеру, командующему отрядом конных жандармов и казаков, обвинения в угнетении, унижении и уничтожении собственного народа.

После слов „Кровопийцы! Сатрапы!“ раздался оружейный выстрел — один из жандармов не вынес такого публичного оскорбления и решил оборвать тираду неуемного оратора свинцом, но промахнулся. Толпа взорвалась и бросилась на своих тиранов. Товарища Ивана стащили с трибуны охранявшие его товарищи по партии и укрыли за своими спинами.

Схватка была короткой, но яростной. Поле боя осталось за митингующими. Жандармы, ошеломленные яростью и отчаянной смелостью безоружной толпы, пришпорили коней и ретировались. После непродолжительного ликования бунтовщики подсчитали потери — двое рабочих были убиты и многие раненые. Водрузив тела погибших товарищей на самодельные носилки, скорбная толпа двинулась к городу.

— так много лет спустя вспоминал Питирим Сорокин этот эпизод из своей миссионерской деятельности.

После трех месяцев напряженной подпольной работы за „товарищем Иваном“ агентами охранки была устроена настоящая охота. Спасали его от ареста только бдительность товарищей по партии и солидарность сочувствующих, которые вовремя предупреждали своего „апостола“ об опасности.

Но все уже понимали, что долго так продолжаться не может. Да и товарищ Иван стал сдавать как физически, так и психологически. В его голосе уже не звенела былая радость борьбы, а в речах не чувствовалось непримиримой убежденности. Под давлением сложившихся обстоятельств и по настойчивой рекомендации друзей по партии товарищ Иван покинул театр революционной деятельности и удалился в заповедную тишь родного села Римья, под опеку любвеобильной тетки Анисьи.

В деревне никто не знал о новых пристрастиях молодого Сорокина. Его встретили как прежнего доброго христианина.

В покойной, благостной обстановке, лишенной суетности и агрессивности, коими пропитана городская жизнь, Питирим быстро стал восстанавливать утраченные силы. Он ломогал тетке и младшему брату Прокопию по хозяйству, встречался с бывшими друзьями и учителями по гамской школе.

Поправившись и отъевшись, молодой революционер снова затосковал. Его уже не увлекали ни писание икон, ни золочение куполов, ни проповеди для крестьян. Пытливый ум требовал новых знаний, а разбуженное тщеславие — новых побед.

И Сорокин решает, по примеру своего старшего брата, отправиться прямиком в столицу. Он рассчитывает устроить свою жизнь в Петербурге так, чтобы работать и учиться одновременно.

Решение было принято, а вот средств к его осуществлению не было. К лету 1907 года у Питирима имелось в наличии около 2 рублей. Чтобы добраться до столицы даже в режиме жесточайшей экономии требовалось не меньше 16.