Сундучок, в котором что-то стучит - Аксенов Василий Павлович - Страница 33
- Предыдущая
- 33/34
- Следующая
«Вот ведь какая штука, – думал Бородкин, – передо мной обыкновенный старичок, никакой не чудак, не фантазия. Ни малейших поползновений к проверке не вызывает. А ведь не подошли бы, не проверили, и улетела бы птичка».
Капитан Рикошетников между тем деликатно и осторожно снял с лица «старичка» тончайший пластиковый грим и обнажил сатанински красивое лицо Накамура-Бранчковской.
– Браво, мадам! Ко всем вашим прочим талантам прибавился талант трансформации.
– Я протестую! – слабо сказала уставшая от борьбы за власть женщина. – Протестую против насилия над пенсионером.
– Пройдемте, товарищ, – мягко сказал Бородкин. – Сорри, дорогой товарищ, сюжет не терпит задержек.
Он увел «пенсионера» в соответствующие глубины Витебского вокзала, а капитан Рикошетников с заветным сундучком под мышкой вышел на Загородный и кликнул такси.
Случилось так, что я как раз ехал мимо на своем «Жигуленке» и, пользуясь правом старого знакомства, пригласил капитана Рикошетникова в машину.
– Вот, – сказал он, похлопывая по сундучку. – Скоро увидим, что там такое.
– Сегодня же и увидим, – сказал я. – Вас давно уже все ждут на улице Рубинштейна.
– Кто это все? – удивился капитан.
– Все герои нашей повести, начиная с Гены Стратофонтова.
– Позвольте, но я только несколько часов назад говорил с ним по телефону. Он еще не мог прилететь с Больших Эмпиреев! Не говоря уже о других, которые плывут на «Алеше Поповиче»…
– Простите, но это небольшой авторский произвол, – смущенно сказал я. – Мы сейчас переедем с вами из Первого Эпилога во Второй. Садитесь!
Эпилог II
Под медной лампой, сделанной из кормового корабельного фонаря, всем нашлось место: и детям переходного возраста, и их сорокалетним родителям, и старшему поколению. Был здесь даже вновь обретший родину и вторую часть своей фамилии Герман Николаевич Фогель-Кукушкин, оде– тый во вполне приличную серую пару из магазина «Великан».
– Я волнуюсь, малютка, – шептал он Даше Вертопраховой.
Все немного волновались, несмотря на свои стальные нервы. Даже автор малость суетился. Итак, Гена вынул из-за пазухи свою заветную трубочку, сделанную из нежного отростка дерева Сульп и подул!
Раздались эти странные звуки, уже дважды описанные в повести, и сундучок спокойно и непринужденно раскрылся. Древними, пустынными временами дохнуло изнутри. Все смолкло.
– Гена, доставайте ценности. Это ваше право, – дрожа от волнения, сказал автор.
Ценности оказались культурными!!! Это было письмо Йона трем его сыновьям: Мису, Маку и Тефя, – написанное на клочке древней кожи.
После ознакомления с древнейшим человеческим документом за столом Стратофонтовых воцарилось неопределенное молчание. Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что на какую-то долю минуты к этому молчанию присоединились и вы, многоуважаемый читатель. Дружище читатель, уж не испытали ли вы легкого разочарования? Уж не хочется ли вам вместе с сестрами Вертопраховыми еще раз заглянуть в глубь сундучка: нет ли там чего-нибудь кроме?
Я переглянулся с капитаном Рикошетниковым, и кандидат технических наук встал с легкой, но умной улыбкой.
– Друзья мои, – сказал он, – мне показалось, что вы испытали сейчас мимолетное разочарование. Друзья, не закралось ли в ваши сердца легкое сомнение: дескать, стоило ли тонуть в океане и подвергаться смертельным опасностям ради небольшого клочка мамонтовой шкуры? Друзья мои, как опытнейший из вас путешественник и приключенец, я торжественно заявляю: стоило!
Во-первых, друзья, культурную и гуманистическую ценность этого письма из глубины веков трудно преувеличить. Никакие «атомные бриллианты», никакие самые невероятные материальные сокровища не стоят даже двух слов призыва к миру, а здесь перед нами целый монолог, и чей – прародителя Ёона, древнейший и мудрый, несмотря на свою простоту, призыв: живите в мире, люди планеты!
- Предыдущая
- 33/34
- Следующая
