Идору - Гибсон Уильям - Страница 28

• Предыдущая
• 28/60
• Следующая

В коридоре, по пути к своему номеру, он прочитал факс еще раз и только потом вложил карточку-ключ в щель замка.

Посреди безукоризненно застеленной кровати стояла неглубокая корзиночка с какими-то незнакомыми вещами. По ближайшем рассмотрении оказалось, что это его собственные трусы и носки, выстиранные, выглаженные и разложенные по бумажным конвертикам со все тем же тисненым эльфийским колпаком. Когда Лэйни открыл узкую дверцу зеркального шкафа, вспыхнувшая внутри лампочка осветила аккуратно развешенные по плечикам рубашки – в том числе и те, синие, над которыми измывалась Кэти Торранс. Все они выглядели как новенькие. «Шаг строчки», – сказал Лэйни, тронув в меру накрахмаленный манжет. И взглянул на вдвое сложенный факс. И снова подумал про Кэти Торранс, коршуном несущуюся из Лос-Анджелеса в Токио. По его голову. Лэйни неожиданно осознал, что не может представить ее спящей. Он никогда не видел, как Кэти спит, и был странным образом уверен, что она делает это неохотно, по досадной необходимости. Вот и сейчас, в парадоксальной тишине сверхзвукового полета, она не спит, смотрит на экран своего компьютера либо в серую пустоту окна.

Думая о нем.

Мягкий мелодичный звон заставил Лэйни подпрыгнуть. Он повернулся к самовольно ожившему телевизору и увидел на экране эмблему Би-би-си. Второй видеофильм про Реза.

К тому времени как в дверь позвонили, фильм уже вовсю разогнался. Рез в потертой и вылинявшей военной форме без знаков различия пробирался по узенькой тропе сквозь какие-то джунгли. Попутно он намурлыкивал некую мелодию, пробуя ее и так и сяк, смещая тона и акценты. Его голая грудь лоснилась от пота, а когда рубашка распахивалась пошире, мелькала татуировка из ицзиновых гексаграмм. В его руке была бамбуковая палка, он расчищал ею путь, отшвыривая свисающие сверху лианы. У Лэйни было сильное подозрение, что вот эта едва нащупанная, еще лишенная слов мелодия превратилась позднее во всемирно известную, издававшуюся миллиардными тиражами балладу, но он никак не мог сообразить – в какую именно. В дверь снова позвонили.

Он встал, пересек комнату и нажал кнопку переговорного устройства.

– Да?

– Хелло!

Голос женский.

Лэйни тронул пальцем маленький, вмонтированный в дверной косяк экранчик и увидел женщину. Брюнетку. С челкой. Блэкуэллову техничку. Он нажал кнопку замка, а затем распахнул дверь.

– Ямадзаки решил, что нам с вами нужно побеседовать, – сказала женщина.

Она успела переодеться в черный костюм с узкой юбкой и черные чулки.

– А чего ж вы фургон-то не покупаете? – поинтересовался Лэйни, пропуская ее в комнату.

– Уже купила. – Нежданная гостья прикрыла за собой дверь. – Если уж эта контора решила швырять деньги, она будет швырять деньги. Как правило – не туда, куда надо. – Она взглянула на экран, на Реза, который все еще продирался сквозь джунгли, отмахиваясь от комаров и шлифуя свежесочиненную мелодию. – Домашнее задание?

– Ямадзаки.

– Арли Маккрей. – Брюнетка открыла маленькую черную сумочку и протянула Лэйни визитку. Имя, фамилия, четыре телефонных номера, два адреса, оба электронные. – А у вас есть визитка, мистер Лэйни?

– Колин. Нет. Нету меня визитки.

– Обратитесь к портье, он вам мигом сварганит. Здесь у каждого есть визитка.

– Правда? – Лэйни положил карточку в карман рубашки. – А почему же Блэкуэлл не дал мне свою? И Ямадзаки тоже.

– У каждого за пределами конторы «Ло/Рез». Непременный предмет туалета, как носки.

– Носки у меня есть. – Лэйни указал на бельевую корзинку. – Есть желание посмотреть английский документальный фильм о «Ло/Рез»?

– Нет.

– Не хочется вырубать. Он же узнает.

– Можно убавить громкость. Вручную. – Арли подошла к телевизору и прикрутила ручку.

– Специалистка, – восхитился Лэйни.

– Вооруженная фургоном. И горой оборудования, от которого ни на грош толку.

Она села в одно из двух кресел и закинула ногу на ногу.

– Не ваша вина. – Лэйни сел во второе кресло. – Вы обеспечили мне доступ к данным. Вот только не те это данные, с какими я могу работать.

– Ямадзаки рассказал мне, что за штуки вы вроде бы как умеете делать. Я ему не поверила.

– Не поверили так не поверили, – пожал плечами Лэйни. – Ничем не могу помочь.

На внутренней стороне ее левой икры белели три нарочито примитивных оттиска улыбающегося солнца.

– Они прямо вытканы. Каталонская мода.

– Надеюсь, – сказал Лэйни, – вы не попросите меня объяснить, за что эти люди мне платят. За какую такую планируемую работу. Я и сам этого не знаю.

– Не беспокойтесь. Я здесь последняя спица в колеснице. – Арли поменяла ноги. На правой икре солнечных дисков не было. – Лично мне платят сейчас за то, чтобы я определила, что можем мы дать вам из того, что позволит вам сделать то, что вы, как предполагается, можете сделать.

Лэйни взглянул на экран. Теперь шли кадры, снятые на каком-то концерте. Рез приплясывал и беззвучно пел в радиомикрофон.

– Вы ведь видели уже этот фильм, верно? Все эти «сино-кельтские» заморочки в интервью, неужели он это всерьез?

– Вы с ним еще не встречались?

– Нет.

– Трудное это дело, определить, что у Реза всерьез, а что нет.

– Но как может существовать этот самый «сино-кельтский» мистицизм, если у китайцев и кельтов нет общей истории?

– Дело в том, что Рез наполовину китаец, наполовину ирландец. И если есть хоть что-то, к чему он относится с полной серьезностью…

– Да?

– …то это Рез.

Поющего в микрофон Реза сменил на экране Ло со своей гитарой. Крупный план пальцев, бешено бегающих по черному блестящему грифу. Чуть раньше почтенный британский гитарист, облаченный в восхитительный твидовый костюм, вещал, как они ну никак не ожидали, что из недр тайваньской попсы явится миру новый Хендрикс. Так они же вроде и первого никак не ожидали.

– Я уже слышала, как это с вами все случилось, – сказала Арли Маккрей. – Ямадзаки меня просветил. Но не до конца.

Лэйни прикрыл глаза.

– Передача так и не пошла в эфир. «Без Тормозов» забросили этот проект. Почему?

Он взял за обычай завтракать на берегу небольшого овального пруда, за невзрачными дощатыми домиками – позднейшим добавлением к «Шато», как сказал Райделл. Блаженные минуты, когда он принадлежал самому себе, заканчивались с появлением Раиса Дэниелза, что происходило, как правило, где-то поближе к концу большого, на три чашки, кофейника, перед яичницей с беконом.

Дэниелз подходил к его столику «легким, пружинистым шагом», иначе, пожалуй, и не скажешь. Лэйни был склонен связать эту козликовую резвость с употреблением наркотиков, чему не имелось ровно никаких доказательств. Более того, Дэниелз вообще не был замечен в пристрастии к каким бы то ни было излишествам, если не считать бессчетного множества чашек декофеинизированного эспрессо с завитками лимонной цедры. Он предпочитал мягкие, крупной вязки костюмы и рубашки без воротничка.

Этим утром Дэниелз был не один, и Лэйни сразу заметил, что шагает он скучно, без настроения, что во всем его облике чувствуется какая-то горестная обида, даже всегдашние черные очечки казались сейчас тисками, болезненно сжимающими исстрадавшуюся голову. Его спутником был седовласый господин в темно-коричневом, консервативного покроя костюме, обветренный и загорелый, с внушительным рубильником, выпирающим из огромных, Чуть не в пол-лица, солнечных очков. На ногах этого колоритного персонажа были черные, аллигаторовой кожи сапоги «увези меня на ранчо», в руках – видавший виды портфель из дубленой, потемневшей от времени кожи; порванная когда-то ручка портфеля была аккуратно замотана проволокой типа той, какой на плантациях увязывают кипы хлопка.

– Лэйни, – возгласил, подойдя к столику, Райс Дэниелз, – это Аарон Персли.

– Да ты не вставай, сынок, – сказал Персли, хотя Лэйни и в мыслях не имел вставать. – Вон же, там этот парень несет тебе завтрак.

• Предыдущая
• 28/60
• Следующая