Машина и Винтики - Геллер Михаил - Страница 28

Самой большой неожиданностью для новой власти в первые месяцы после революции оказалось нежелание работать, выраженное пролетариатом. В соответствии с теорией было естественным, что против пролетарской революции выступают ее естественные враги – представители буржуазных классов. Все теоретические предсказания нарушил отказ рабочего класса, от имени которого и для которого партия совершила революцию, трудиться.

Изобретается множество слов, которые должны выразить неожиданное поведение рабочих. Слово "забастовка" подходило для определения поведения бывших чиновников, отказывавшихся работать на советскую власть, даже учителей, зараженных "мелкобуржуазными" взглядами. В пролетарском государстве не могли бастовать пролетарии: они "бузили", "саботировали", "дезертировали с трудового фронта". Все эти слова означали, что заводы останавливались, производительность труда на действующих предприятиях резко падала. В 1919 г. объем валовой промышленности снизился по сравнению с 1913 г. в 6 раз, а число рабочих в промышленности почти вдвое.1 Производительность труда начинает стремительное падение в 1917 г., достигнув в 1920 г. 27,1% уровня 1913 года.2

Рабочие бросают работу и уходят, ибо за свой труд не получают почти ничего. Бросавшейся в глаза причиной разрушения народного хозяйства и оправданием разрухи была гражданская война, начавшаяся летом 1918 года. Главной причиной была революция, взорвавшая экономические и социальные основы старого строя.

Три лозунга позволили большевикам захватить власть в октябре 1917 года: мир народам; земля крестьянам; рабочий контроль над производством. Два первых носили конкретный характер и были общепонятны. Третий – абстрактный и теоретический – свидетельствовал, что партия, рвавшаяся к власти, не представляла себе, что делать с пролетариатом и с народным хозяйством. И мало задумывалась над этим вопросом: для Ленина единственной серьезной проблемой была власть. Управлять государством могла, как он считал некоторое время, даже кухарка.

Рабочий контроль очень быстро "совершенно дезорганизовал работу фабрик, заводов и копей".3 Причиной была очевидная неподготовленность рабочих "контролировать" производство. Тем более, что и новая власть не знала, что такое "контроль над производством". Новая власть хорошо, однако, знала, что рабочие должны "контролировать" или "управлять" от имени государства, в интересах авангарда рабочего класса – партии. Сразу же после революции партия начинает наступление на рабочие профсоюзы, отрицая за ними права и прерогативы, которые они завоевали в борьбе с царским правительством. Резко увеличивается число членов профсоюзов: в профессиональные союзы зачисляются все рабочие данного предприятия, членские взносы автоматически высчитываются при выдаче заработной платы. Профсоюзы превращаются из организаций сознательных, активных рабочих, знающих и борющихся за свои права, в государственный придаток. В новых уставах профсоюзов вычеркивалось слово "забастовка", их задачей становилась не борьба за экономические условия, а организационно-хозяйственная деятельность под руководством государства. Один из основоположников русского профессионального движения П. Н. Колокольников писал в феврале 1919 г.: "Профессиональные союзы все более утрачивают свой боевой характер, все более превращаются в правительственные учреждения, все более становятся хозяйственными организациями, все охотнее защиту интересов рабочих, как продавцов рабочей силы, меняют на осуществление прав предпринимательской власти".4

Дезорганизация, вызванная "контролем над производством", и нежелание превратить его в систему самоуправления, побуждают Ленина перейти к национализации всех средств производства. Происходит переворот, значение которого, может быть, оценено лишь десятилетия спустя. Совершается эксперимент, исхода которого не знали авторы. "Рабочий класс для Лениных, – писал Горький, – то же, что для металлистов руда. Возможно ли при всех данных условиях – отлить из этой руды социалистическое государство? По-видимому невозможно, однако – отчего не попробовать? Чем рискует Ленин, если опыт не удастся?"5 На второй вопрос М. Горького ответить легко – Ленин не рисковал ничем. На первый вопрос: можно ли "отлить из этой руды социалистическое государство" – ответ менее однозначен. Он требует прежде всего определения понятия "социалистического государства". Бесспорно, Горький в 1917 г. имел в виду нечто иное, чем Ленин. Бесспорно и то, что "из этой руды" – из российского рабочего класса, затем из крестьянства – было "отлито" государство неизвестного ранее типа, называющее себя социалистическим. Советская история свидетельствует также о том, что в ходе "плавки" из имевшейся "руды" был создан новый материал. В процессе плавки", потом будут говорить "перековки", важнейшее значение сыграла национализация средств производства. Обобществление, огосударствление фабрик, заводов, железных дорог, мелких предприятий, торговли родило новое отношение к труду. Теоретически все становится "нашим", общим". Как выразился Ленин: "Происходит величайшая в истории человечества смена труда подневольного трудом на себя".6 Практически все принадлежит государству.

Возникает конфликт: рабочие ждут от государства улучшения своего положения, государство требует от рабочих самопожертвования, новых и новых усилий, поскольку они работают на социализм, т. е. на себя. Разочарованы обе стороны. Рабочие – ибо их положение после октябрьского переворота резко ухудшилось. Государство – ибо рабочие не оправдали его надежд. Ленин знал, чего он хотел: "Коммунистический труд… есть бесплатный труд на пользу общества… труд добровольный, труд вне нормы, труд даваемый без расчета на вознаграждение…"7 Русские рабочие оказались, как быстро понял Ленин, недостаточно зрелыми, недостаточно сознательными – они отказывались работать бесплатно. Вождь революции приходит к выводу, что рабочие не хотят работать, не умеют работать.

Даются разные "научные" объяснения причин нежелания работать: по Ленину – наряду с несознательностью, недостаточной зрелостью пролетариата, важное значение имела пресловутая "русская лень" – "русский человек это плохой работник по сравнению с передовыми странами…"8; по Троцкому – "человек, как правило старается избежать работы. Ему не присуще усердие…"9

В годы пятилеток родилась формула замечательно выражавшая отношения между руководителями и руководимыми: не можешь – научим, не хочешь – заставим. Открытие насилия, как средства решения всех трудностей, происходит раньше – в первый же день революции. В марте-апреле 1918 г. Ленин приходит к выводу, что необходимо применить насилие по отношению и к рабочему классу, что необходимо заставить его работать и научить работать. "Дисциплина" становится волшебным словом, чудодейственным ключом. Вождь партии и государства говорит весной 1918 г. о "железной дисциплине", о "беспрекословном повиновении воле одного лица, советского руководителя, во время труда".10 Воспитание "новой дисциплины" объявляется "новой формой классовой борьбы в переходный период"11 – т. е. "классовой борьбой" с пролетариатом, нежелающим работать в новых условиях. Идеолог "рабочей революции" В. Махайский, беспощадно критикуя "ленинский социализм", как обман пролетариата, указывал на то, что "без принуждения нельзя заставить раба прилежно работать на своего эксплуататора. Голодный не станет добровольно носить на своей спине сытых паразитов".12 Руководители коммунистической партии великолепно это понимали: призывы к дисциплине, законодательно оформленные в апреле 1918 г. декретом о трудовой дисциплине, стали исходным пунктом для создания теоретического оправдания необходимости принудительного труда.

Ленин, убедившись, что бесплатный коммунистический труд пока недостижим, излагает новую концепцию труда в переходный период, при социализме: "Социализм предполагает работу без помощи капиталистов, общественный труд при строжайшем учете, контроле и надзоре со стороны организованного авангарда… Причем должны определяться и мера труда, и его вознаграждение".13 Партия, "организованный авангард", должна контролировать, надзирать, определять норму и оплату труда. Троцкий, в полном согласии с концепцией Ленина, дополняет ее откровенным определением принудительного труда: "Мы идем к типу труда, социально регулируемого на базе экономического плана, обязательного для всей страны, т. е. принудительного для каждого рабочего. Это – основа социализма…"14 Совершенно согласен с Лениным и Троцким Николай Бухарин: "… С точки зрения пролетариата, как раз во имя действительной, а не фиктивной, свободы рабочего класса необходимо уничтожение так называемой "свободы труда"." /подч. автором/. Ибо последняя не мирится с правильно организованным "плановым" хозяйством и таким же распределением рабочих сил. Следовательно, режим трудовой повинности и государственного распределения рабочих рук при диктатуре пролетариата выражает уже сравнительно высокую степень организованности всего аппарата и прочности пролетарской власти вообще".15 Вожди октябрьского переворота правильно оценили значение принудительного труда, его связь с планированием и прочностью власти. Полвека спустя советские юристы назвали важнейшими элементами "социалистической организации труда": "планомерное привлечение граждан к труду и распределение их между отдельными отраслями, отдельными предприятиями, подготовка кадров, регулирование заработной платы, обеспечение социалистической организации производства, охраны и дисциплины труда…"16