Машина и Винтики - Геллер Михаил - Страница 19

Воспитание веры в чудо и авторитет, благоговения перед тайной – магические средства идеологического руководства. Идеологическое воспитание советского человека, "идеологическое воздействие", как его называют специалисты, осуществляется как форма силового воздействия армией агитаторов и пропагандистов. Приказ по идеологической армии формулирует задачу очень точно: "Идеологическая работа призвана способствовать превращению знаний в целостное научное мировоззрение, в основную потребность каждого мыслить и действовать по-коммунистически".70 Идеологическое воздействие направлено не на пропаганду идей, взглядов, а на воспитание поведения. Задача – создать систему безусловных рефлексов, которые будут вызывать у советского человека "потребность мыслить и действовать по-коммунистически", т. е. так, как требует это сегодня Вождь.

Для выполнения этой нелегкой задачи используется многомиллионная армия "идеологических кадров", превышающая численностью советскую армию. Солдаты идеологической армии – исполнители воли Верховного Жреца -тщательно готовятся "системой политической учебы". Эта система включает школы основ марксизма-ленинизма, состоящие из начальных политшкол и "высшего звена партийного образования". В 1975 г. в стране действовало 325 университетов марксизма-ленинизма и около 3 тысяч городских и районных школ партийного актива.71 Названия учебников, используемых в системе "партийной учебы" свидетельствуют о целях и объеме идеологической подготовки: марксистско-ленинской философии; политической экономии; научного коммунизма; научного атеизма; партийного строительства; основ марксизма-ленинизма; экономической политики КПСС; социальной политики КПСС; партийной учебы.72

"Идеологические кадры", подготовленные с помощью перечисленных выше учебников, для осуществления "идеологического воздействия" на массы имеют в своем распоряжении "политическую и социально-экономическую литературу", издаваемую гигантскими тиражами. Задача этой литературы "помогать воспитывать советских людей в духе высокой идейности и преданности своей родине".73 В 1980 г. тираж политической и социально-экономической литературы составлял 220 миллионов экземпляров. Это было больше, чем тираж естественнонаучной (50,9 млн.) и технической (160,7 млн.) литератур вместе взятых.74 Следует кроме того учесть, что как бюджет советской армии состоит не только из средств, названных в графе "военные расходы", но скрывается во многих других рубриках, так "политическая литература" содержится во всех книгах и журналах, издаваемых в СССР.

Идеологическое давление самой своей тяжестью, своей неизбежностью должно формировать нового человека, как кузнечный молот штамповать необходимое поведение. Создавать клетку мышления и действия по утвержденным идеологией образцам. Отпадает необходимость верить, если устранена возможность инакомыслия, вычеркнута из сознания способность критического отношения к миру. Авторитет, подкрепленный "наукой", становится – должен стать – непреодолимой силой.

В связи с тем, что отсутствуют исследования воздействия идеологического пресса на советских людей, сделанные психологами, психиатрами, социологами, задачу взяли на себя писатели. Те немногие из советских писателей, которые нашли в себе мужество, необходимое для правдивого рассказа о себе и окружающем мире, представили человека раздавленного тяжестью воздуха, которым он дышит. Василий Гроссман нашел точное слово для определения состояния советского человека, подвергнутого интенсивной идеологической обработке: околдован. Героиня Все течет… вспоминает коллективизацию, аресты крестьян: "… Одного ГПУ не хватало, актив мобилизовали, все свои же, люди знакомые, но они какие-то обалделые стали, как околдованные… А тут и на собрании, и специальный инструктаж, и по радио передают, и в кино показывают, и писатели пишут, и сам Сталин, все в одну точку: кулаки паразиты, хлеб жгут, детей убивают. И прямо объявили: поднимать ярость масс против них… И я стала околдовываться…"75 Юрий Домбровский, изображая город, охваченный ужасом, как во время чумы, также показывает околдованных людей: "Лекции читались о том, что органами наркомвнудела было обнаружено гигантское вредительство… Арестована масса ответственных работников, и с каждым днем арестованных становилось все больше и больше… Приговоры выносились самые суровые…" "Мы собирались после конца занятий, чтобы требовать расстрела… Как почти все, и я верил в очень многое".76 Пастернак говорит о политическом мистицизме русской интеллигенции, заболевшей "болезнью века – революционным помешательством". Юрий Живаго, обращаясь к своему другу, вернувшемуся из ссылки, упрекает: "Мне тяжело было слышать твой рассказ о ссылке, о том, как ты вырос в ней, как она тебя перевоспитала. Это как если бы лошадь рассказывала, как она сама себя объезжает в манеже".77

Эффект "околдованности", согласие "объезжать самого себя", а тем более – других, достигаются с помощью натуго затянутого идеологического корсета. Чем туже корсет затянут, чем радикальнее устранены возможности другой точки зрения, иных мыслей, тем его действие эффективнее. Идеал – тотальная власть над человеком.

Свобода – это рабство. Два и два – пять. Бог – это сила.

Джордж Орвелл

История отношения к понятиям "тоталитаризм", "тоталитарное государство" позволяет понять смысл этих терминов и причины споров, которые не прекращаются вокруг них. Бенито Муссолини, объявивший себя в 1932 г. тоталитаристом, а Италию – тоталитарным государством, придавал этим понятиям как нельзя более положительное значение. После прихода к власти в Германии Гитлера, в годы войны "тоталитаризм" стал обвинением, синонимом бесчеловечности, преступлений против человечества. После победы над итальянским и немецким тоталитаризмами, обнаруживается существование еще одного тоталитаризма – советского. В годы "холодной войны" спор идет между теми, кто считает Советский Союз тоталитарным государством, и теми, кто ожесточенно оспаривает кощунственное приравнивание победителя – Сталина к побежденным – Гитлеру и Муссолини. После смерти Сталина западные ученые – советологи, историки, социологи, философы – в своем большинстве доказывают "ненаучность" отнесения к послесталинскому Советскому Союзу определения "тоталитарное государство".

В советских словарях и энциклопедиях 30-40 годов слово "тоталитаризм" не известно. Словарь русского языка в 1953 г. относит слово "тоталитарный" к числу "книжных", т. е. неупотребляемых в разговорной речи. Определение – короткое, исчерпывающее: "Тоталитарный – фашистский, применяющий методы фашизма". В Энциклопедическом словаре 1955 г. определение несколько расширяется: "Тоталитарное государство, буржуазное государство с фашистским режимом. Характеризуется сосредоточением государственной власти в руках клики фашистских главарей, полной ликвидацией демократических свобод, режимом кровавого террора против революционных и прогрессивных организаций и деятелей, бесправием трудящихся, агрессивной внешней политикой".

Второе издание Большой советской энциклопедии (1956) оставляет определение, добавляя лишь, что слово происходит от французского totalitaire и что тоталитарными государствами были гитлеровская Германия и фашистская Италия. Краткий политический словарь в 1969 г. включает дополнительно в список "тоталитарных государств" франкистскую Испанию. Наконец в третьем издании Большой советской энциклопедии (1977) появляется обвинение: "Реакционные буржуазные политики и идеологи и ныне пытаются использовать понятие тоталитаризма в антикоммунистических целях". Краткий политический словарь 1983 г. еще более конкретен: "Понятие тоталитаризма используется антикоммунистической пропагандой с целью создать фальшивую картину социалистической демократии".

Лешек Колаковский указывает, что концепция "тоталитаризма" часто оспаривается, ибо идеальная модель тоталитарного общества не существует, ибо никогда, даже в Советском Союзе при Сталине, в Китае при Мао, в Германии при Гитлере, "идеал абсолютного единства руководства и неограниченной власти не был достигнут".1 Польский философ справедливо отметает это препятствие, отмечая, что большинство концептов, употребляемых для описания социальных феноменов крупного масштаба не имеют идеального эмпирического эквивалента.