Сказки, легенды, притчи (11 рассказов) - Гессе Герман - Страница 25
- Предыдущая
- 25/39
- Следующая
И как бы мы ни расценивали самое существо, пользу, значительность и успешность миссионерской деятельности, нет никаких сомнений в том, что, как всякое подлинно религиозное движение, оно было порождено чистотой помыслов и чувств, что у его истоков стояли благородные, а нередко и замечательные люди, искренне веровавшие и желавшие добра, что и до сего дня служит ему немало таких людей. И пусть не все они стали героями или мудрыми наставниками — герои и наставники среди них были; и если кто-то, возможно, оказался недостоин славы, то было бы несправедливо возлагать на всех вины немногих.
Впрочем, довольно предварительных рассуждений. В Англии второй половины восемнадцатого века нередко случалось, что исполненные добрых намерений и движимые доброй волей миряне, воодушевившись миссионерской идеей, предоставляли денежные средства для ее осуществления. Однако миссионерских союзов или обществ в том виде, в каком они существуют ныне, тогда еще не было, и каждый на свой лад и в меру своих возможностей старался посодействовать благому делу; тот же, кто в те времена становился миссионером и уезжал в дальние края, странствовал по свету совсем не так, как нынешние путешественники, которых, подобно почтовой посылке с подробным адресом, благополучно доставляют в заморскую страну, где их ждет размеренный, упорядоченный труд, — тогдашние миссионеры отправлялись в путь, вверив свою судьбу воле Господа, и пускались в рискованное предприятие без долгих предварительных приготовлений.
В девяностых годах восемнадцатого века некий торговец, чей разбогатевший в Индии брат умер, не оставив других наследников, пожелал пожертвовать значительную денежную сумму на дело распространения в Индии евангельского учения. Он обратился за советом к одному из совладельцев могущественной Ост-индской компании, а также к духовным особам, и они, все взвесив, пришли к заключению, что для начала следует отправить в Индию троих или четверых миссионеров, которых надлежит в достатке обеспечить деньгами и всем необходимым.
О новом начинании было объявлено, и оно сразу же привлекло многих жадных до приключений молодых людей: несостоявшиеся актеры и лишившиеся места ученики цирюльников сочли, что призваны совершить заманчивое путешествие, — благочестивой коллегии пришлось изрядно потрудиться, чтобы обойти этих назойливых претендентов и подыскать серьезно настроенных и достойных молодых людей. Без широкой огласки старались привлечь внимание молодых богословов, однако родина вовсе не опостылела английским священникам, они отнюдь не загорелись при мысли о трудном, да и опасном, путешествии; поиски затянулись, и пожертвователь уже начал терять терпение.
И тогда весть о его замыслах и неудачах добралась наконец до крестьянского поселка в окрестностях Ланкастера, до жилища сельского священника, который предоставил кров и стол своему племяннику, сыну покойного брата, юноше по имени Роберт Эгион, помогавшему дяде в его трудах. Роберт был сыном морского капитана и добронравной работящей шотландки; рано осиротев, он почти не помнил отца, но дядя, когда-то влюбленный в мать Роберта, за свой счет отправил учиться мальчика, в котором открыл хорошие задатки, так что Роберт был надлежащим образом подготовлен ко вступлению на поприще священнослужителя и приблизился к цели настолько, насколько это было возможно для кандидата, показавшего хорошие успехи в ученье, но не имеющего состояния. Пока что Роберт был викарием своего дяди и благодетеля, но не мог рассчитывать на получение собственного прихода до кончины священника Эгиона. А поскольку тот был крепок и бодр и еще не разменял седьмой десяток, то его племянника ожидало далеко не блестящее будущее. Из-за бедности он не надеялся получить собственный приход, а вместе с ним и средства к существованию до достижения весьма солидного возраста, и потому не был завидным женихом для молодых девиц на выданье, по крайней мере для достойных, с иными же он не знался.
Итак, и душа и судьба Роберта не были безоблачны, однако затенявшие их облака, казалось, изящно и значительно обрамляли его скромное невинное существование и едва ли таили опасность или угрозу. Бесхитростный и чистый юноша, конечно, не понимал, почему, будучи образованным человеком, наделенным достоинством духовного сана, он должен уступать любому крестьянскому парню, ткачу или прядильщику в том, что касалось счастливой любви и возможности жениться, сделав свободный выбор, и потому, когда Роберту случалось играть на маленьком старом органе в сельской церкви во время венчания, душа его порой бывала не вполне свободна от зависти и недовольства. Однако, благодаря своей простой натуре, Роберт научился изгонять из помыслов несбыточные мечты и стремился лишь к тому, что было открыто для него в силу положения и способностей, а это было не так уж и мало. Сын глубоко благочестивой женщины, Роберт был наделен простыми, стойкими христианскими чувствами и верой, проповедовать их было для него радостью. Вместе с тем свои сокровенные духовные наслаждения он находил в созерцании природы, обладая нужной для этого тонкой наблюдательностью. О том дерзком, революционном и конструктивном естествознании, которое как раз набирало силу в его время и в его стране и немного позднее отравило жизнь столь многим священникам, Роберт ничего не знал и не ведал. Скромный, чистый юноша, чуждый философских исканий, но неутомимый в наблюдениях и трудах, он пребывал в полнейшем довольстве, созерцая и познавая, собирая и изучая то, что дарила ему природа. В детстве он выращивал цветы и составлял гербарии, затем всецело увлекся минералами и окаменелостями, причем восхищался ими, конечно же, лишь как прекрасной и значительной игрой природных форм, а в последние годы, и особенно после переселения в деревню, более всего полюбился ему многоцветный мир насекомых. Любимицами Роберта были бабочки, их блистательная метаморфоза неизменно приводила его в пылкий восторг, а их великолепные узоры и бархатистые сочные краски несли ему столь чистое наслаждение, что людям более скромных дарований бывает ведомо лишь в ранние детские годы, которым высокая взыскательность не свойственна.
Таким душевным складом был наделен молодой богослов, который, услыхав весть о миссионерском начинании, вмиг встрепенулся и почувствовал, как вдруг в глубине его души все устремилось, словно стрелка компаса, к одной цели — Индии. Мать Роберта умерла несколько лет тому назад, ни обручения, ни хотя бы тайного уговора с какой-нибудь девушкой у него не было, дядя, правда, умолял племянника отказаться от опасной затеи, но, в конце концов, священник Эгион был усердным служителем Бога и, как знал Роберт, прекрасно мог обойтись в своем приходе и церкви без помощи племянника. Роберт написал в Лондон, получил обнадеживающий ответ, деньги на проезд до столицы, и не мешкая, пустился в путь после тягостного прощания с дядей, который все еще хмурился и горячо отговаривал его ехать; с собой он взял небольшой ящик с книгами да узел с платьем и сожалел лишь об одном: что нельзя захватить также гербарии, минералы и коллекции бабочек.
Взволнованно и робко переступил новый кандидат на индийскую службу порог высокого, строгого дома благочестивого купца, что расположен был в сумрачном и бурливом лондонском центре, и там, в сумраке коридора, явилось ему его будущее в образе висевшей на стене огромной карты восточного полушария Земли, а в первой открывшейся перед ним комнате — в образе большой тигровой шкуры. Почтенный лакей проводил смущенного и растерянного юношу в залу, где его ожидал хозяин дома. Высокий и строгий господин с гладко выбритым лицом и льдисто-голубыми пронизывающими глазами принял гостя на старинный манер суховато, однако после непродолжительной беседы робкий кандидат произвел на хозяина вполне благоприятное впечатление, и он предложил юноше садиться и продолжил экзамен доброжелательно и приветливо. Затем хозяин попросил у Роберта аттестаты и написанную им автобиографию и, вызвав звонком слугу, сделал краткое распоряжение, после чего слуга безмолвно проводил юного богослова в комнату для гостей, куда немедленно явился другой слуга, принесший чай, вино, ветчину, масло и хлеб. Молодого человека оставили одного за столом, и он как следует подкрепился. Потом, удобно расположившись в высоком, обитом синим бархатом кресле, он некоторое время размышлял о своем положении и праздно разглядывал обстановку комнаты, в которой после беглого осмотра обнаружил еще двух посланцев далекой жаркой страны: в углу возле камина стояло красновато-коричневое чучело обезьяны, а над ним на синей шелковой обивке стены висела высушенная кожа невиданной огромной змеи с бессильно поникшей безглазой, слепой головой. Подобные вещи Роберт ценил высоко, он поспешил рассмотреть их вблизи и потрогать. Образ живого питона, которого Роберт представил себе, свернув в трубку блестящую серебром змеиную кожу, показался ему и страшным, и отталкивающим, но в то же время еще сильней раздразнил его любопытство к далекой чудесной чужой стране. Роберт подумал, что его не устрашат ни змеи, ни обезьяны, и с наслаждением принялся мысленно рисовать себе сказочные цветы и деревья, дивных бабочек и птиц, которыми, несомненно, богаты благословенные жаркие страны.
- Предыдущая
- 25/39
- Следующая
