Небо в огне - Адеев Евгений Lord wolf - Страница 2

Бирючи, продолжая вопить, как оглашенные, двинулись в направлении детинца. За ними в воротах показались стройные ряды конных витязей в сияющей броне и черных налатниках с серебристым соколом на груди.

— «Кречеты»… — зашептались в толпе в восхищением и трепетом. — Княжьи стрелки…

Воины в черном двигались плотным строем, стремя в стремя. Как на подбор могучие, стройные, на огромных конях. У каждого поперек седла странная штуковина — то ли лук, то ли Ящер его знает что… Самострелы. Смертоносное, коварное оружие, плод гения мастеров-оружейников Старой Римской Империи, лишь недавно доведенное до ума далекими потомками древних механиков. Такие игрушки и в Европе-то — редкость, притом невероятно дорогая, а на Руси так вообще диво дивное. Однако самострелы на вооружении у каждого «кречета», да еще и не какие-нибудь завозные, а сделанные здесь, в Киеве, по особому заказу князя.

Три ряда «кречетов» миновали ворота. Лица княжьих стрелков были бесстрастны, но глаза внимательно обшаривали толпу, пальцы застыли на спусковых скобах самострелов. Любое подозрительное движение в гуще собравшихся — и тяжелые стальные болты сорвутся с тетив, разорвут человечью плоть еще до того, как предполагаемый злодей успеет схватиться за оружие. Впрочем, ни один человек, будучи в здравом уме не отважился бы потягаться в быстроте с «кречетами»…

Трубы на стенах вдруг взревели еще громче, хотя, казалось, это уже невозможно, толпа взорвалась таким дружным воплем, что с крыш окрестных домов посыпалась гонта. В воздух разом взлетели тысячи шапок, оцепление невольно подалось вперед под дружным натиском человеческой массы…

Из-под сени ворот на площадь неспешно выехала плотная группа воинов, окружившая могучего всадника на белом, как снег, коне. В ярких солнечных лучах полыхнуло багрянцем княжье корзно.

— Слава!!! — гремела толпа. — Слава Светлому Князю!!!

— Да благословят тебя Боги, княже!!!

— Слава князю Владимиру!!!

Светлый Князь выглядел усталым. Лицо бледное, напряженное, длинный черный чуб на бритой голове несмотря на прохладу слипся от пота. Однако в седле сидел прямо и гордо, в темных глазах — неистовый огонь. Одет просто, по-походному, и кабы не княжье корзно да богато украшенная рукоять меча, хищно выглядывающая из-за правого плеча — не отличался бы от простого воина.

Владимир окинул собравшихся на площади киевлян рассеянным взором, улыбнулся, будто через силу, поднял руку в приветствии. Толпа неистовствовала, напирала на дружинников, люди поднимали над головами малых детей, дабы узрели и запомнили Великого Князя во всей красе и славе. Белый княжий конь нетерпеливо ерзал, с трудом выдерживая неспешный шаг, вопросительно косился на всадника, недоумевая, почему нельзя в галоп, зачем надо плестись тише хромой буренки. Князь, по всей видимости, не разделял нетерпения своего скакуна, сидел как приклеенный, неестественно прямой, словно ему приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы не свалиться с седла.

В толпе зашептались. Князь выглядит из рук вон плохо. Здоров ли? Когда луну назад уезжал самолично осматривать заставы на закатных границах, был бодр и необычайно весел. А сейчас будто горный хребет на плечах тащит… Может, что недоброе стряслось там, на границе? Или, что вероятнее, опять сутками не спит, о делах государственных радея? Ох, не щадит себя Светлый Князь, не бережется, всей душою о Руси-матушке болеет…

Владимир покачнулся в седле, однако в следующий миг уже вновь сидел прямо, улыбнулся бодро, но в глазах блеснула такая страшная усталость, что у многих защемило сердце…

Вслед за князем в воротах показалась длинная процессия воевод и приближенных, необычно молчаливых и собранных. За ними тесными рядами двигалась старшая дружина, сверкая броней и полыхая алыми налатниками. Лица воинов суровы и насторожены, пальцы напряженно сжимают древки копий, червленые щиты недобро сверкают металлическими частями, готовые в любой момент сомкнуться в непроницаемую стену.

Шепотки в толпе усилились. Нет, все-таки что-то случилось… Неспроста дружина держится так, словно в любой момент ожидает нападения. Домой идут, как на войну… И непременные «кречеты», разъезжающие вдоль строя с тяжелыми самострелами наизготовку, настороженно шаря по толпе подозрительными взглядами, острыми, как наконечники стрел…

Князь и его охрана уже миновали площадь, двинулись по улице в сторону детинца, а в ворота входили все новые и новые части, пешие и конные. И все странно напряжены, будто ступают не по улицам родного города, а по вражьему стану…

Толпа встревожено гомонила, радостные крики приумолкли, постепенно сменяясь недоуменными шепотками. Что случилось? В последнее время вроде бы не приходило никаких тревожных вестей, наоборот, казалось, что в кои-то веки на Руси воцарилось долгожданное спокойствие. Даже выезд князя на закатные заставы был вызван скорее не напряженной обстановкой, а наоборот — наконец-то у Владимира появилось достаточно свободного времени, чтобы вырваться из тесных объятий Киева… Но откуда же тогда выражение настороженности на лицах воинов и воевод? Почему князь выглядит так, будто его снедает тяжкая хворь? Может быть, вновь нелады с печенегами? Да нет, вот сам хан Кучуг едет среди прочих княжьих приближенных, мрачный, будто ворон на погосте, а вот и сотня печенежской конницы вступает в ворота вместе с прочим киевским воинством… Нет, дело тут не в печенегах… Варяги? Нет, Якун здесь, хотя обычно невозмутимый ярл и выглядит так, будто в кости продулся… Неприятности на заставах? Тоже не похоже — вон едут во главе больших отрядов Алеша Попович, Козарин… ага, и Илья Жидовин, который Муромец… Воеводы Волчий Хвост и Претич тоже при князе, а ведь если бы что стряслось на заставах, сильномогучие богатыри и опытные полководцы были бы там…

Княжья процессия неспешно продвигалась по запруженным народом улицам. Обок Владимира ехали четверо «кречетов», а чуть позади — двое огромных витязей: широкий седой крепыш, столь же мрачный лицом, сколь могучий телом, и золотоволосый голубоглазый молодец с неизменной озорной ухмылкой на разбойничей роже, выглядевшей неуместно среди настороженных лиц прочей охраны.

— Войдан… — шептали в толпе. — Залешанин…

Чуть впереди и левее от князя возвышался в седле огромного серого жеребца сумрачный всадник в сияющей броне и черном налатнике «кречетов». Лишь серебристые нашивки на оплечьях выдавали в нем не простого дружинника. Длинные волосы цвета воронова крыла свободно спадают на плечи, изуродованное глубокими шрамами лицо чисто выбрито, холодные черные глаза обшаривают толпу пристальным взглядом, острым, как сталь клинка.

В толпе многозначительно переглядывались. Не многие знали по имени воеводу «кречетов», сменившего на этом посту старого Бранибора, геройски погибшего два года назад во время восстания радимичей вместе с большей частью своего отряда. Однако весь Киев знал нового командира в лицо, и ни у кого не возникали сомнения в том, что это именно он сейчас едет подле Владимира, готовый в любое мгновение оградить князя от любой опасности живой стеной воинов в черном и, если придется, не задумываясь отдать жизнь, защищая его. Об этом человеке ходили противоречивые, мрачные слухи, один другого невероятнее. Возможно от того, что он всегда оставался в тени, редко появляясь на людях. Еще два года назад никто о нем и слыхом не слыхал, хотя теперь поговаривают, будто при княжьем дворе он появился гораздо раньше. Говорили, будто бы возвысился он после восстания радимичей, сыграв не последнюю роль в разгроме непокорного племени, о страшной участи которого до сих пор разговоры если и велись, то разве что шепотом…

Наверное, воевода «кречетов» был единственным человеком в окружении Владимира, пользовавшимся среди киевлян, на удивление дружной и устойчивой нелюбовью. Хотя видимого повода для такого отношения вроде бы и не было… Возможно, главной причиной был все-таки страх. Гуляли упорные, жуткие до неправдоподобия слухи о жестоком нраве командира княжьих стрелков, а его скрытность и замкнутость порождали огромное количество самых разных домыслов и сплетен. Доходило до смешного — известный на весь Киев дурачок с Подола клялся всеми Богами, что своими очами видал, как воевода перекидывался волком. Правда, где-то после третьей кружки пива, подносимой дурачку благодарными слушателями, волк вдруг каким-то неведомым чудом оказывался здоровенным черным котярой, а еще пару кружек спустя и вовсе улетал в небеса лютым кожаном с красными зенками… К чести добрых киевлян надобно заметить, что байкам убогого не очень-то верили. Но слушали охотно. Да на ус мотали. Так, на всякий случай…