Бриг «Артемида» - Крапивин Владислав Петрович - Страница 58

• Предыдущая
• 58/60
• Следующая

В тот день и правда не воевали, строили мельницу. Да и после не было уже прежних оголтелых войн. Конечно, случалось всякое – городищенские есть городищенские, ну да Бог с ними… Главное, что соблюден был славный обычай, о котором Гриша Булатов узнал на бриге «Артемида».

Тайные мечты Гриши – чтобы Павлушка Григорьев, когда вырастет, женился на Лизоньке или Катюшке – не сбылись. Тот с первых дней, раз и навсегда, выбрал для себя конопатую Сонюшку Лукову. Ну, что ж, тоже неплохо. Сестры Максаровы, так или иначе, не остались без женихов. Среди них оказался и Григорий Булатов, женился-таки на Танюшке (Татьяне Платоновне), к которой с детства тянулась душа. Старшие Максаровы не противились, хотя, быть может, главе семейства и хотелось для Татьяны жениха пообстоятельней и с капиталом. Ладно, как говорят, от добра добра не ищут. По крайней мере, был Григорий человек свой и надежный.

Да, он не стал морским офицером. Но капитаном стал. Правда, не на океанских судах, а на речных пароходах. У автора нет достоверных сведений, где Григорий учился после Тобольской гимназии, чтобы сделаться сначала речным штурманом и помощником капитана, а потом и самому занять капитанский мостик. То ли в Тобольске было в ту пору такое училище, то ли при Туренском судостроительном заводе какие-то курсы, то ли в одном из больших сибирских городов… Так или иначе, капитан Булатов в семидесятых годах девятнадцатого века командовал крупными пароходами на многих реках Западной Сибири и спускался на этих судах по Обской губе до самого океана… Однажды он стал даже известен среди географов и судоводителей тем, что открыл новый путь по одному из протоков в дельте Оби, который раньше считался непроходимым. Об этом писали в журналах…

Сибирские реки в низовьях, особенно в пору разливов, похожи на моря. Там не бывает ураганов, как в тропиках, однако штормы случаются нешуточные. И не раз капитану и его экипажу (заодно с пассажирами) приходилось попадать в разные переделки. Но Григорий Васильевич об этом не сокрушался – наоборот, вспоминал детство.

О том, что не пошел в моряки, он никогда не жалел. Считал, что нашел свою дорогу. Жене, двум дочерям и сыну любил объяснять:

– Я ведь по натуре домосед. В детстве еще понял: отрываться от родных мест – для меня тяжкая мука. А на наших реках я везде, будто дома. Всюду родные края. Знакомые, привычные, впитанные в кровь. Будто все тот же разлив под Туренью, только чуть пошире, чем обычно…

О капитанской службе, да и вообще о взрослой жизни Григория Булатова автору известно мало. Оно и понятно – автор ставил задачу рассказать о первом плавании туренского мальчика Гриши и о том, как тот нашел в заморских краях названого братишку. А дальше – уже другая жизнь, другие сюжеты. Совсем другие «картинки для волшебного фонаря». Их немного…

Известно, например, что, принимая под свое начало новый пароход (скажем, «Ермакъ» или «Тобольскъ»), капитан Булатов обязательно стремился украсить его салон и свою каюту деревянной резьбой известного мастера Григорьева. Говорил, что эти узоры помогают ему еще больше чувствовать себя дома, в каких бы широтах ни оказался. А Павел Кондратьевич Григорьев (фамилия – от Гриши, отчество – от крестного) резал наличники, двери и карнизы для городских домов, иконостасы для храмов, рамы для картин местных художников (кстати, весьма даровитых). Постепенно становился во главе хозяйства стареющего Кондрата Алексеевича и учил мастерству двух своих сыновей, внуков славного мастера.

Вспоминал ли он детство на дальнем острове Гваделупа, Гавану и плавание через Атлантику? Похоже, что вспоминал. Иначе – откуда его причудливые узоры? А кроме того, известно, что иногда он рассказывал подрастающим детишкам сказку про злого колдуна Матубу, которого он вместе с храбрым мальчиком Гришей и такой же храброй девочкой Соней сумели одолеть и навеки прогнать из нынешней жизни…

Сыновья стали мастерами-резчиками, как и Павел Кондратьевич…

У капитана Булатова были две дочери и сын. Про них, однако, почти ничего не известно. Есть сведения, что сын вроде бы участвовал в Гражданской войне, но за красных воевал или за белых, мы не знаем. Можно только уверенно сказать, что воевал честно, потому что был похож на отца. Так утверждала его сестра, младшая дочь капитана, дожившая до глубокой старости. Она же говорила, что и внук капитана Булатова, северный летчик, был похож на деда…

Эта дочь Григория Васильевича в тридцатых годах двадцатого века пыталась делать записки об отце и о других Булатовых. Но потом она сожгла все бумаги, потому что в любой день (точнее, в любую ночь) могли явиться в дом люди в синих фуражках, изъять документы. А всякая строчка в таких записках могла быть истолкована так, будто твоя родня и ты сама – «враги народа»…

Потому и оказалось, что о капитане Булатове мы знаем так мало.

Однако известен один эпизод – похожий на последнюю картинку волшебного фонаря. Эпизод – во многом тоже неясный, с размытыми подробностями (как на стекле старинного диапозитива), но все же позволяющий как-то выстроить финал этой истории.

Лето девятнадцатого года на сибирских реках было пороховым. Война шла нешуточная. Колчаковские войска постепенно отступали под растущим напором красных. Еще недавно казалось, что победа белого движения несомненна, а тут вдруг все начало рушиться. В этой военной неразберихе, в частой смене властей, в кровавой каше на железнодорожных путях, в селах, на реках страдал, как всегда, больше других мирный народ…

Воевали и пароходы. Переходили из рук в руки – от красных к белым и обратно. Об этих корабельных баталиях можно было бы написать книги, не менее увлекательные и суровые, чем про сражения под Гангутом или на Черном море.

Кое-что и написано, а еще больше историй ждет своих авторов, которые разберутся в хитросплетениях событий и документов. У нас же – лишь одна история. Письменных свидетельств о ней не найдено, известна она лишь со слов старой дочери капитана, Ольги Григорьевны Русаковой.

В девятнадцатом году Григорий Васильевич жил с Ольгой Григорьевной в Омске. Шел ему семьдесят седьмой год. Он давно уже не ходил по рекам, но выглядел еще крепким стариком, хотя суматошная жизнь последних лет и постоянная тревога за сына изрядно издергали заслуженного капитана.

Летом того года колчаковцы отбили у красных два парохода – «Иртышъ» и «Ермаковецъ». И решили перегнать их по Иртышу в Тобольск, где вроде бы формировалась белая флотилия. По дороге экипажи взбунтовались, перешли на сторону красных, было там немало стрельбы… На «Иртыше» плыл в Тобольск Григорий Васильевич. Ему нужно было добраться до другой дочери, Елены, которая как раз жила в ту пору в Тобольске. Какие дела у него были с Еленой, что его тревожило, что заставило старика пуститься в этот нелегкий путь – неизвестно. Известно только, что Елену в Тобольске он не застал. Она – неизвестно с кем и неизвестно каким путем – отправилась в Ирбит, к родственникам погибшего в пятнадцатом году мужа. Так сообщили Булатову соседи. Пока Григорий Васильевич гадал, что делать дальше, под Тобольском на пароходах произошла очередная заваруха. В результате ее один капитан, кажется, на старом пароходе «Охотникъ», объявил себя «невоюющей стороной». Он, мол, гражданский капитан, его дело возить пассажиров и грузы, а не участвовать в этой неразберихе, где вчерашние друзья палят друг в друга, а вчерашние враги объединяются, чтобы поднять на общей мачте красный или бело-зеленый флаг.

Кажется, экипажи «Иртыша» и «Ермаковца» решили захватить «Охотникъ» и предать капитана справедливому революционному суду, но потом почему-то заколебались.

Видимо, не было у них там одинакового понимания своей правоты. Тем более что на «Охотнике» стояли по бортам несколько «максимов», которые миролюбивый капитан и поддержавшая его команда на всякий случай оставили при себе.

• Предыдущая
• 58/60
• Следующая