Бриг «Артемида» - Крапивин Владислав Петрович - Страница 50
- Предыдущая
- 50/60
- Следующая
Семилетний мальчик Поль, сын английского беглого солдата и служанки из города Бас-Тер, полуфранцуженки, полунегритянки (все это выяснилось позже, после всех невзгод), видимо, и правда хранил в себе каплю крови доблестного полковника Луи Дельгре. В этот горький момент он не ударился в слезы. Он закусил губу, посидел, подошел к двери и позвал:
– Росита Линда!
Оказалось потом, что в тот день он уже успел перекинуться словами с черной девочкой Роситой Линдой, и стало им ясно, что они как-то понимают друг друга: негритянские наречия Гваделупы и Кубы были одних корней.
– Росита Линда… – Поль показал на лежащего вниз лицом Гришу и что-то добавил.
А что могла сделать Росита Линда?
– Пако! – громко сказала она.
И пришел Франсиско Мануэль Санчес.
Казалось бы, любому жителю Кубы надлежало быть темноволосым и смуглым – от вечного солнца и примесей индейской и негритянской кровей. Пако же был белобрыс и белокож, будто в пику своей подружке. Вроде многих городищенских или ляминских парнишек. Этим он сразу показался симпатичным Грише, хотя до той минуты они виделись мельком. А сейчас…
А что он мог сделать сейчас?
Оказалось, что мог…
Потому-то и шагали они с Роситой Линдой к каменному мосту с рельсами, ведущими от Гаваны к Бехукалю. (Это – возвращение к старой картинке.)
3
А перед тем случилось вот что.
Мальчик Пако Санчес посмотрел на Роситу Линду, на Поля, на замершего поверх покрывала Гришу и сел на край кровати. Положил руку ему на спину. Сказал вполголоса:
– Амиго…
«Амиго» – по-испански друг. «Ами» – по-французски. Почти так же – по-португальски (помните остров Флореш?). Возможно, и на других языках похоже. Не требует перевода. Многое другое перевода требовало, но жизнь доказывает, что ребята умеют договориться, если надо помочь друг другу…
Правда, многие разумно мыслящие взрослые (бывает даже, что и читатели) утверждают, будто такого в жизни не случается. С какой стати одни мальчишки и девчонки будут ломать головы, рисковать, тратить силы, чтобы помочь другим – совсем незнакомым? Посмотрите вокруг!..
Посмотрели. Покивали. Может быть, даже согласились… Но сейчас мы смотрим не «вокруг», а в книгу. Там другие годы. И есть немало свидетельств, что были времена, когда между ребятами, до той минуты не знавшими друг друга, вдруг возникала невидимая, но крепкая связь. Особенно если кто-то из них попадал в беду. Потому что в каждом человеке, пока он не вырос, есть инстинкт содружества. И порою он сильнее – и понятнее! – других чувств. Бывало, что барабанщики враждующих армий вытаскивали из-под пуль и перевязывали друг друга. Мальчишки и девчонки ощетиненного злобой племени отпускали на волю маленьких заложников. Девочка, получившая в подарок небывало дорогую куклу, отдавала ее соседке-нищенке. Незнакомый мальчишка-рыбак менял курс своей лодки, чтобы помочь другому мальчишке отыскать неведомый остров…
Скажете, такое случалось только в сказках? Но автор знает, что – не только. Это во-первых… А во-вторых, обратите внимание: в подзаголовке повести так и написано: «Сказка…» (это на всякий случай)…
Короче говоря, через час-полтора Пако и Росита Линда уже разобрались, что к чему. Росита Линда требовательно смотрела на Пако.
– Кларо… – сказал тот, что означало: «Дело ясное…» Затем наморщил под белобрысыми прядками лоб, почесал ноздрю и произнес еще несколько испанских слов. Они, судя по всему, означали: «Надо думать, что делать дальше…» Но, похоже, что он все придумал сразу, а говорил так, чтобы окрасить свое решение некоторой солидностью…
Доктор не заходил к ребятам. Похоже, что ему было не до мальчишек. Он вместе с хозяином книжной лавки Диего Гарсия Санчесом разбирал гравюры кубинских мастеров, среди которых были старые и удивительно интересные вещи. Петр Афанасьевич («сеньор Педро») купил несколько работ не торгуясь, чем сразу заслужил у сеньора Санчеса глубокое уважение. Затем доктор попросил служанку сеньора Санчеса тетушку Исабель, мать Роситы Линды, присмотреть за мальчиками, покормить их ужином, а сам отправился в отель на встречу с офицерами и представителем РАКа.
Гриша и Павлушка ужинать не стали. Измученные переживаниями, они уснули на одной постели, облапив друг друга и уткнувшсь рядом носами в громадную, как перина, разноцветную подушку.
А Пако велел Росите Линде найти заранее плоскую «каха» с лямками (вроде плетеного ранца) для мальчишкиных вещей и две «калабаса», то есть тыквенные фляжки…
Проснулись поздно. Во время завтрака молчали. Потом Гриша – последний раз – встал перед доктором и посмотрел в глаза. С прямым и жестким вопросом. Есть какая-то надежда, или люди, от которых зависит их с Павлушкой судьба, не изменили решения? Доктор посмотрел поверх Гришиной головы и развел руками…
После доктор объяснял, что жест его не означал, будто положение безнадежно. Он, мол, хотел только дать понять, что ничего еще не ясно, следует подождать, потерпеть, поскольку такие вопросы не решаются в один присест. Но Гриша понял по-своему. И Павлушка. И Пако, который наблюдал издалека. И он опять сказал:
– Кларо.
Доктор спросил, не хотят дети погулять, осмотреть старинную крепость ла Кабанья и посетить магазины с весьма любопытными антильскими сувенирами. Гриша ответил, что не хочет.
– Извините, Петр Афанасьевич, я устал. Посижу дома. И Павлушка со мной…
Доктор покачал головой и ушел. То ли в магазины, то ли еще куда-то, неясно. Ясно только, что себе на беду…
Как он потом метался по Гаване, как старался выбить какие-то объяснения у Пако и Роситы Линды (те с честным недоумением на лицах пожимали плечами), как объяснялся с капитаном Гарцуновым, никто не знает. «Волшебный фонарь» не сохранил этих картинок.
Единственный след, который оставили беглецы – письмо. В нем Гриша Булатов писал доктору и капитану, что они с Полем уходят из Гаваны. И что вернутся не раньше, чем бриг «Артемида» и Петр Афанасьевич покинут Кубу. А вернувшись, устроятся помощниками к рыбакам или чистильщиками сапог. Или еще кем-нибудь. Не пропадут они здесь, среди вечного лета. (Гриша так и написал – «среди вечного лета».) Много ли им надо? Построят на берегу среди скал какую-нибудь хибару. Здесь много таких жителей – и больших, и маленьких. Нищих, но свободных. Зато никто их с Павлушкой не разлучит, не растащит по разным краям планеты (Опять же это его, Гришино, выражение – «по разным краям планеты»), потому что они поклялись быть вместе. И потому, что большой Гриша не имеет права оставить маленького Поля, у которого больше никого нет на свете. («Его и так предавали много раз».)
Еще Гриша писал: «Не считайте, что я совсем безголовый и не думаю, что будет дальше. Я думаю…»
Он сообщал, что в скором времени напишет письмо в Россию, Максаровым, и сообщит, что же с ним случилось. Письмо, конечно, будет идти очень долго, на разных кораблях, но доберется же когда-нибудь до Турени. И пусть Платон Филиппович и Полина Федоровна решают: нужен ли им Гриша Булатов вместе с названым братишкой, или нет. Если нужен, они заработают денег и вернутся домой…
Еще Гриша хотел попросить прощения у доктора и Николая Константиновича за то, что доставляет им хлопоты и беспокойства, и объяснить, что у него просто нет больше никакого выхода. Но Пако нетерпеливо танцевал рядом: доктор мог вернуться в любую минуту. Гриша закончил фразу и поставил подпись: «Григорiй Булатовъ» – гусиным пером, коричневыми чернилами на обороте гравюры, которую для этой цели позаимствовал из отцовских запасов Пако. (Гравюра тонкой работы изображала высадку великого Кристобаля Колона на Кубу, и папаша Санчес потом болезненно мычал и хватался за голову, пытаясь одновременно отвесить подзатыльник любимому наследнику. Пако же клятвенно утверждал, что ничего не знает и что гравюру для письма этот «мучачо русо» утянул с полки без спросу. Кстати, почему Гриша не воспользовался для письма листком из тетради, непонятно. Может быть, там уже не осталось чистых… Доктор выкупил у сеньора Санчеса гравюру с Гришиными строчками за двойную цену, и тот утешился.)
- Предыдущая
- 50/60
- Следующая
