Мистерии Евразии - Дугин Александр Гельевич - Страница 32

Надо отметить символизм греческого охотника Ориона, чья история несет на себе явные признаки очень архаического сюжета, связанного с мистерией зимнего солнцестояния. В его истории есть тема Гипербореи (посягательство на жительницу Гипербореи — деву Опис), убийство его стрелой из лука Артемиды, хождение по морю, ослепление и новое обретение зрения после инициатического путешествия навстречу солнечным лучам и т. д. Созвездие Ориона древними египтянами считалось небесной фигурой Озириса, а индусы располагали на этом же участке звездного неба, созвездие mrga-shirsha, самого Шиву.[61]

Все эти сюжеты и культовые ритуалы сопряжены именно с идеограммой Tiu, относятся к мистерии Зимнего Солнцестояния и являются развертыванием древнейшего гиперборейского символизма. Зимнее Солнцестояние вплотную сопряжено с универсальной идеей конца старого и начала нового, с волшебной точкой бытия, когда смерть превращается в воскресение, гибель открывает врата к бессмертию. По модели этого уникального момента Года построены все сакральные мотивы, связанные с наиболее важным моментом всякого цикла — неважно гигантского вселенского (конец мира) или совсем незначительного (конец суток или еще меньшего промежутка времени).

Вирт указывает на то, что последняя буква древнего финикийского алфавита фонетически была t, и произносилась tau, taw, а ее иероглифом был знак

или

Этот же знак также означал звук t в древнеарабском письме (тамудическом, сафаитском, сабейском, лихьяническом), а также в ливийском (нумидском, берберском).

"Таким образом, в конце алфавита, т. е. Года, — пишет Вирт, — стоял знак креста или якоря, озвученный зимнесолнцестоянческим именем бога — tau, taw, в некоторых случаях — tua. Символ «Двойного» —

Якорь — перевернутый знак Tiu в округлом начертании — означает "снисхождение "Света Мира" на дно темных вод, спуск в зимний ад.

Показательно, что в ранне христианской символике якорь был знаком самого Христа.

Древние календарные круги делились на разные сектора. Самым древним и арктическим было деление на две половины (отсюда "Сын Божий" — "Двойной"). Следующее по универсальности членение было троичным, разделяющим год на три равные части — три сезона; скандинавские рунические круги сохранили такое деление в формуле трех aettir, трех направлений. В точке зимнего солнцестояния начало весеннего сектора, по обе стороны от летнего солнцестояния — летний сектор, и, наконец, вниз, к осенне-зимнему периоду — третий сектор. Этот третий сектор назывался Tys att[62] и символизировался нашим знаком Tiu.

Tiu близок к Tyr, т. е. к концепции t в ur'е. И все это относится к третьей предновогодней части круга. Вирт объясняет фонетическое происхождение озвучивания числа 3 — три, tri в большинстве индоевропейских языков — именно этим обстоятельством! Отсюда сакрализация троичности в самых древних традициях. Устойчивый архаический сюжет "третьего (младшего) брата", который, уступая обоим братьям по всем показателям, становится, однако, спасителем, победителем и искупителем после всех испытаний и злоключений. Этот сюжет чрезвычайно распространен во всем индоевропейском фольклоре — от индийского через иранский, славянский, германский до исландского и кельтского. Если понять, что речь идет о Tiu, то такая сакрализация числа Три станет прозрачной. В раннем христианстве, распространявшемся в областях (начиная с Галилеи), где никогда не прерывалась древняя гиперборейская традиция — в Малой Азии, Греции, Италии, Фессалии, Анатолии и т. д. — все этим моменты прекрасно осознавались — на последнем месте в алфавите стоял Крест (иногда распятия изображались в виде буквы

он же был Якорем Спасения, он же — Сыном Божьим и Двойным (две природы), он же — лицом Пресвятой Троицы…

Сын Божий, нисходящий в ur, чтобы спасти мир и даровать ему воскресение.

Если слово Три развилось фонетически из идеи снисхождения Tiu, Tua, Tu в ur, то само слово Два[63] — древне-верхне-немецкое — zwa, англосаксонское twa, латинское duo, древнеиндийское d(u)vau и т. д. возникло из вокализации идеограммы Сына Божьего самого по себе Tua — tva — tav — dva и т. д. Таким образом, на архаическом культово-календарном уровне была внутренняя связь между Двумя и Тремя, которая сохранилась даже в языке. Оба слова относятся к, Сыну Божьему, космическому Спасителю. И снова мы видим поразительное совпадение с ранне-христианской традицией, которая строит догматы Церкви на парадоксальном и сверхрациональном сочетании в личности Иисуса Христа сакральных чисел Два и Три: Он — одно из лиц Троицы, и в нем Две природы (божественная и человеческая). Обе идеи заложены в древнейшем христианском перстосложении — три сложенных пальца символизируют Троицу, два других — две природы Христа.

"Heilbringer" (Tiu, Tyr,) в своем снисхождении тождественен идеограмме Дерева — отсюда многочисленные мифы о «людях-деревьях», "лесных людях" и т. д. Символизм Дерева, леса, избрание леса в качестве места развертывания мифологического сюжета или капища восходит именно к этой гиперборейской фигуре, которая никогда не означала никакого конкретного предмета в отдельности, вопреки эволюционистской теории о происхождении букв и знаков из пиктограмм, схематически изображающих реальных существ или предметы. Напротив, иероглиф Tiu как осенне-зимняя часть Года, как символ нисхождения Света Мира (не обязательно солнца, именно Света, как более общего и более метафизического понятия), — иными словами, как абстрактная идея — лежал в основе наименований, культового почитания и сакрального осмысления реально существующих зверей, растений, предметов и явлений. Космический Спаситель в нисходящей траектории и его идеограмма — первичной всех остальных вещей, комплексов, ансамблей, ситуаций и т. д., на которые изначальный смысл переносился по аналогии, на основании внешнего или внутреннего сходства.

Так Дерево как ось мира, как священный знак сакрализовано именно на основании его внешнего сходства с идеограммой Heilbringer'а. Особенно выразительно с этой идеограммой совпадали опущенные ветви ели и черно-белый, и не удивительно, что древние индоевропейцы выбрали два этих дерева в качестве наиболее центральных, почитаемых.

В немецком языке название ели — Tanne, а березы — Birke. Оба эти слова, по логике Вирта, должны быть связаны с тем же изначальным мифологическим комплексом Tiu, а следовательно, в них должна заключаться протоидея предновогоднего спуска Света Мира в нижние регионы вселенной (в землю, под землю, в воды, в материнское чрево мира, в ночь, в камень и т. д.). Кроме того, Вирт показывает, что названия березы и ели могут меняться местами, так как первичным в обоих случаях является именно концептуально-идеографическая форма, связанная с календарно-философским осмыслением цикла. Так у североамериканских индейцев дакоты, которые также почитают березу сакральным культовым деревом, она называется tan-pa. Это сочетание tan, по Вирту, является примородиальным и означает "нисхождение, Tiu в an", а сочетание an, вообще, звук — n- является древнейшей гиперборейской фонемой для обозначения Матери Земли, камня, низа, лона, нижней части годового цикла. Итак, культовая формула tan[64] является концептуальным синонимом tur, tyr, т. е. Tiu в ur'е.