Ярмарка невест - Герн Кэндис - Страница 46

• Предыдущая
• 46/68
• Следующая

Верити с самого начала подозревала, что Агнес немного психически неустойчива. Она убедилась в этом, когда к концу зимы враждебность старухи стала более явной.

Однажды холодным вечером в середине февраля, когда Верити, как обычно, принесла Джеймсу в библиотеку успокоительный настой, она опять заговорила с ним о помощи жителям деревни. Она спросила, есть ли возможность дать им дров или угля, чтобы топить холодные каменные дома Сент-Перрана.

– Ты очень интересуешься жизнью местных семей, – сказал Джеймс, с любопытством разглядывая ее.

– Я провожу с ними много времени, ты ведь знаешь, – ответила Верити. – Здесь мне нечего делать, к тому же и поговорить не с кем, кроме миссис Бодинар. Мне нравится болтать с местными женщинами. Только я заметила, что у них редко бывают дрова, в основном они жгут торф.

– Им достаточно было бы просто попросить.

– Они не будут, ты прекрасно знаешь.

– Да, – сказал он, – я прекрасно знаю. Значит, они попросили тебя походатайствовать за них?

– Конечно, нет, – ответила Верити. – Это я придумала, не они. Дым торфа ест мне глаза, так что я прошу дров ради себя.

Джеймс понимающе глянул на нее с полуулыбкой, от которой у Верити каждый раз слабели ноги в коленях, как ни старалась она с этим бороться.

– Очень в этом сомневаюсь, – сказал Джеймс. – Но будет так, как ты просишь. Я распоряжусь, чтобы Томас нагрузил подводу и развез дрова по домам.

На какой-то миг Верити погрузилась в синюю глубину его глаз и почти не слышала, что он говорит. Когда она наконец смогла ответить, голос ее прозвучал слишком хрипло...

– Вы очень добры, милорд.

Джеймс долго смотрел ей в глаза, и она спрашивала себя, не думает ли он тоже о том поцелуе в пустоши. Или о поцелуях в библиотеке, до того как он... взял ее.

– О чем ты говоришь? – наконец сказал он. – Просто я беззащитен перед любой твоей просьбой, и ты это знаешь. Я не забыл о Рождестве. Ты упорно сражаешься, если хочешь чего-то добиться, не правда ли? У деревенских будут дрова.

Когда Верити в следующий раз пришла в дом бабушки Пескоу, комнату наполнял сладкий запах горящих дров.

– Подозреваю, что за это мы тоже должны благодарить вас? – спросила Кейт Пескоу.

– О нет, – ответила Верити, садясь рядом с Доркас Маддл и протягивая руку, чтобы погладить по мягкой щечке ее маленького сына. – Вы должны благодарить его милость. Он хотел с пользой израсходовать излишки, которые остались в Пендургане. Это была его идея, уверяю вас.

– Гм! – Кейт насмешливо фыркнула, на лицах других женщин отразилось недоверие.

Стоило заговорить о Джеймсе, как бабушка хмурилась. После еще одного щедрого предложения со стороны Джеймса что-то в упрямом взгляде бабушки заставило Верити возмутиться. Она вскочила на ноги.

– Да что с вами происходит? – Ее голос поднялся почти до крика, она смотрела прямо в глаза каждой из них: бабушке, Кейт Пескоу, Еве Данстан, Хилди Спраггинс, Лиззи Третован, Доркас Маддл. – Почему вы всегда думаете о лорде Харкнессе самое плохое?

– Причина есть: из-за того, что он сделал, – сказала Ева Данстан.

Верити тяжелым взглядом смотрела на Еву.

– А откуда вы можете знаете, что он сделал и чего не сделал? Кроме того, что дал вашему мужу хорошую работу в Уил-Деворане. Или что содержит ваш дом в хорошем состоянии. Или отворачивается, Хилди, когда ваш Нат браконьерствует на земле его милости. Или позволяет задерживать арендную плату, когда бывает бедный урожай зерновых. Да, Лиззи, я знаю и об этом тоже.

Верити поворачивалась и смотрела в лицо каждой женщины, к которой обращалась, и рассекала кулаком воздух. Женщины смотрели на нее как на сумасшедшую.

– Я спрашиваю вас снова: что он сделал? Что?

После довольно долгого молчания Кейт Пескоу прочистила горло.

– Мы вам говорили, – произнесла она нерешительно. – Старый Ник Треско, он раньше был управляющим в Пендургане, он сказал нам.

– Да, я помню, что вы говорили о Нике Треско, – заявила Верити и подбоченясь посмотрела в лицо Кейт. – Но он не видел, как Джеймс поджигал сарай, не так ли? Не видел, как он бросил двоих мальчиков, а потом и свою собственную жену в огонь? Нет, он видел только, как Джеймс стоял и смотрел. Стоял там!

Обессиленная неожиданным взрывом, Верити опять опустилась на стул. Шесть женщин недоверчиво смотрели на нее. Она перевела дыхание, чтобы успокоиться и говорить тише.

– Просто стоял там, – повторила она. – Никому из вас не приходило в голову, что это странно? Даже если бы он сознательно смотрел на огонь, неужели, когда появился свидетель, он не сделал бы вид, что пытается помочь? Чтобы отвести от себя подозрение? Бабушка, вы знаете Джеймса с детства, правда?

Маленькие темные глазки бабушки прищурились.

– Да, – наконец ответила она. – Я знаю его с самого рождения. Все здесь, – она повела рукой вокруг комнаты, – знают его всю свою жизнь.

– Был ли он порочным, злым мальчиком? – спросила Верити.

Бабушка подняла подбородок:

– Нет, не был.

– Тогда каким он был?

Напряжение бабушки немного ослабло. Она сделала глоток чая, потом ответила:

– Он был нормальным мальчиком. Веселым. Они с Аланом Полдреннаном были проказниками, всегда готовыми на какую-нибудь проделку, но злыми их проделки не были. Так, добродушные выходки. Когда повзрослел, он был добрый парень. Хотя я слышала, что он часто ссорился со старым лордом Харкнессом. Говорят, потому он и ушел в армию.

– И только когда вернулся из Испании, – сказала Верити, – он превратился в... во что-то другое?

– Да, он вернулся домой больной и злой, как дьявол, – подтвердила бабушка. – Печально было видеть, что с ним стало, как он испортился.

Другие женщины закивали и пробормотали что-то в знак согласия. Верити сдержала свой гнев.

– Да не испортился он, – сказала она.

Ей ценой огромного труда удавалось говорить ровным голосом.

– Вы все забыли милого мальчика, которого когда-то знали, и сотворили из Джеймса чудовище. Кому-нибудь из вас приходило в голову, что он, возможно, сильно пострадал на войне?

Здесь Верити должна была проявить осторожность. Она хотела добиться их понимания, но не могла открыть все, что знает, не предав тем самым Джеймса, чего он ей никогда не простит.

– Кто-нибудь из вас подумал, что он мог быть ранен так, что вам этого никогда не понять? – продолжала Верити. – И не может ли оказаться, что его заставили чувствовать себя преступником, виновным в том, чего он не совершал?

И опять Кейт нарушила неловкую тишину, повисшую в комнате после того, как Верити замолчала.

– Я думаю, мисс Верити, что этот человек вас околдовал.

– Замолчи, Кейт! – От строгого голоса бабушки у Кейт запылали щеки. – Пусть Верити Озборн выскажется, – продолжала старая женщина. – Так что же ты пытаешься нам сказать?

Верити удалось слабо улыбнуться бабушке.

– Вы говорите, что он был нормальный мальчик, потом приличный молодой человек. Скажите положа руку на сердце, верите ли вы на самом деле, что мальчик, которого вы знали, мог убить любимую женщину, своего ребенка и еще сына Клегга?

Пока бабушка обдумывала ответ, Верити наблюдала за ее лицом. Рот старухи сложился в жесткую складку, узловатый палец постукивал по губам. В комнате стояла тишина. Слышалось только потрескивание дров в очаге да редкое гуканье ребенка Доркас Маддл.

Когда бабушка Пескоу была наконец готова заговорить, она наклонилась, чтобы поставить свою чашку на старый табурет. Потом выпрямилась, положила полные руки на подлокотники кресла и посмотрела на Верити прямым проницательным взглядом.

– Старый Ник Треско был единственным свидетелем пожара, – сказала она. – Он рассказал свою сплетню и ушел из Пендургана с половиной слуг. Джаго и Атвенна Ченхоллз, они и их семья ценят свое место и никогда не разносят сплетни о том, что делается в большом доме. А Мэри Трегелли, та будет верна до могилы. Значит, у нас есть только слова старого Ника о том, что там произошло.

• Предыдущая
• 46/68
• Следующая