Заметки об инициации - Генон Рене - Страница 56

Вследствие сказанного главный вопрос ставится следующим образом: можно ли рассматривать то, что сохранилось под именем «герметизм», как традиционную доктрину саму по себе? Ответ может быть только отрицательным, так как речь здесь идет о знании не метафизического, но только космологического уровня, если понимать это слово в его двояком значении — «микрокосмическом» и «макрокосмическом»; ибо, разумеется, во всякой традиционной концепции всегда имеется четкое соответствие между двумя этими точками зрения. Следовательно, нельзя допустить, что герметизм — в том смысле, который приобрело это слово еще в александрийскую эпоху и постоянно сохраняло с тех пор, — представляет, пусть под видом «реадаптации», целостную египетскую традицию, тем более что это находилось бы в явном противоречии с ведущей ролью, играемой в последней жречеством, о чем мы только что напомнили; хотя космологическая точка зрения, по-видимому, была в нем особо развита — по крайней мере насколько еще возможно в наше время судить о вещах столь неопределенных и, во всяком случае, о наиболее явных следах, дошедших от них, будь то тексты или памятники, — не нужно забывать, что она может быть лишь вторичной и случайной точкой зрения, приложением изначальной доктрины к знанию того, что мы можем назвать «промежуточным миром», т. е. областью тонкого проявления, где находятся внетелесные продолжения человеческой индивидуальности, или сами возможности, развитие которых связано с собственно «малыми мистериями».[268]

Было бы интересно, но, вероятно, весьма трудно исследовать, как эта часть египетской традиции оказалась в известном смысле изолированной и сохранялась внешне независимым образом, а затем встроилась в исламский и христианский эзотеризм Средневековья (что, впрочем, не составило целостной доктрины) настолько, что стала по-настоящему неотъемлемой частью того и другого и обеспечила их всей символикой, которая, при соответствующей транспозиции, даже служила порой носителем истин более высокого уровня.[269] Мы не хотим вдаваться здесь в эти весьма сложные исторические рассуждения; как бы ни обстояло дело с этим частным вопросом, напомним, что науки космологического порядка в действительности в традиционных цивилизациях были прежде всего достоянием кшатриев или тех, кто им соответствовал, тогда как чистая метафизика была, как мы уже сказали, достоянием брахманов. Вот почему мятеж кшатриев против духовной власти брахманов наглядно показал, как подчас возникали неполные традиционные течения, сведенные к одним этим наукам, отделенным от их трансцендентного принципа и даже, как мы указали выше, подвергшимся «натуралистскому» искажению из-за отрицания метафизики и непонимания подчиненного характера «физической» науки,[270] так же как (обе эти вещи тесно связаны, о чем свидетельствуют уже данные нами объяснения) и преимущественно священнического происхождения всякого инициатического учения, даже специально предназначенного для использования кшатриями. Это не означает, конечно, что герметизм сам по себе представляет такое искажение или в чем-то неправомерен; очевидно, тогда было бы невозможно инкорпорировать его в традиционные ортодоксальные формы; но надо признать, что он весьма предрасположен к этому по самой своей природе, коль скоро представляются благоприятствующие такому искажению обстоятельства:[271] именно эта опасность, впрочем, грозит в целом всем традиционным наукам, когда они развиваются в известном смысле сами по себе и теряется из виду их связь с изначальным уровнем. Алхимия, которую можно было бы определить как «технику» герметизма, в действительности есть «царское искусство», если понимать под этим способ инициации, соответствующий именно природе кшатриев;[272] но это как раз и указывает ее точное место в совокупности правильно устроенной традиции; и кроме того, не следует смешивать способы инициатической реализации, каковы бы они ни были, и ее цель, каковой, в конечном счете, всегда является чистое знание.

С другой стороны, следует всячески остерегаться проводимого порой уподобления герметизма «магии»; даже если при этом последнюю берут в значении, достаточно отличном от обычного слова, приходится сильно опасаться, что это неправильное словоупотребление может привести только к досадной путанице. Магия, в ее собственном смысле, в действительности является — как мы подробно объясняли — только одной из низших среди всех форм приложения традиционного знания, и мы не видим ни малейшей пользы в том, чтобы воскрешать эту идею, когда речь в действительности идет о вещах, которые, даже будучи второстепенными, все равно относятся к гораздо более высокому уровню. Впрочем, возможно, что здесь таится нечто иное, нежели просто вопрос неудачной терминологии; слово «магия» в нашу эпоху некоторых странным образом зачаровывает; и, как мы уже отметили, предпочтение, оказываемое подобной точке зрения, бывает, пусть даже лишь в интенции, опять же связано с искажением традиционных наук, отделенных от их метафизического принципа; это, несомненно, — основная преграда, с которой рискует столкнуться всякая попытка восстановления или возрождения этих наук, если не начать с того, что поистине является началом во всех отношениях, — т. е. с самого принципа, который в то же время есть также и цель, в виду которой все остальное должно быть правильно упорядочено.

Другая точка зрения, на которой следует остановиться, — это сама чисто «внутренняя» природа истинной алхимии — собственно психическая, если брать ее в самом непосредственном приложении, и духовная, если рассматривать ее в высшем смысле; именно в этом и состоит все ее значение с точки зрения инициатической. Итак, эта алхимия не имеет абсолютно ничего общего с материальными операциями какой-либо «химии», в нынешнем смысле этого слова; как ни странно, почти все современные люди не понимают этого — как те, кто желал встать в позу защитников алхимии, так и те, кто, напротив, выступал с ее разоблачением; и подобное непонимание еще менее извинительно у первых, нежели у вторых: ведь последние, по крайней мере, никогда не претендовали на овладение каким-либо традиционным знанием. Однако нетрудно заметить, в каких выражениях прежние герметисты говорят об «угольщиках» и «пускателях дыма», в которых надо признать настоящих предшественников нынешних химиков, сколь ни мало лестно это для последних; и даже еще в XVIII веке такой алхимик, как Пернети, не упускал случая подчеркнуть отличие «герметической философии» от «вульгарной химии». Таким образом, как мы уже неоднократно говорили, показывая, что светские науки выступают по отношению к традиционным как «осадок» (residu) (но это вещи, настолько чуждые нынешней ментальности, что напоминать об этом нужно неустанно), начало современной химии положила отнюдь не алхимия, к которой она не имеет никакого реального отношения (впрочем, как и «гиперхимия», плод воображения некоторых современных оккультистов);[273] она является только ее деформацией и искажением, следствием непонимания тех, кто, будучи лишенным каких-либо инициатических качеств и неспособным проникнуть хоть сколько-нибудь в истинный смысл символов, восприняли все буквально; следуя самому внешнему и самому обыденному значению употребляемых терминов и полагая, что во всем этом речь шла только о материальных операциях, они предались более или менее беспорядочному экспериментаторству, в любом случае, впрочем, по причинам, вряд ли достойным интереса.[274] В арабском мире материальная алхимия также весьма мало почиталась, а порой даже отождествлялась с разновидностью колдовства, тогда как, напротив, в большой чести была алхимия «внутренняя» и духовная, зачастую обозначаемая именем кимья эс-саадах, или «алхимия блаженства».[275]