Ведьмин Лог - Вересень Мария - Страница 34
- Предыдущая
- 34/106
- Следующая
– Ой, – спохватилась я, – а мы, кажется, только что Мытного потеряли.
– Все по плану, – успокоила меня бабуля. – Ждала я, понимаешь ли, ждала, пока вы чего-нибудь путное придумаете, но от вас, окромя стягивания все новых войск, ничего не дождешься. Так я уж теперь решила сама. Старая, несчастная, замученная женщина. Все на моих плечах, – и покосилась – не пожалеет ли кто?
Мы с Ланкой предпочли рот не раскрывать. Августа же, конечно, не удержалась:
– Как же, замученная! Так визжала, что все по-енному будет! Чуть ухи не полопались.
– А ты вообще молчи, мятежница, – огрызнулась на нее бабуля. Уперев руки в боки, самодовольно оглядела свое воинство и осталась недовольна Митяем: – Чего скукожился?
Он опасливо покосился на меня, жалуясь:
– А чего она дерется?
– Ты зачем людей пугаешь, орясина? Зачем златоградца пинал? Ему же больно! – завелась я.
– Что показательно, когда меня били… – вякнул под руку Сашко.
Я впилась в него уничтожающим взглядом:
– А ты уже ожил, бледный юноша с улыбкой вурдалака?
Сашко состряпал на лице гримасу презрительного превосходства, заявив:
– У каждого бывает мгновение слабости, но я свою слабость переборол, вот! – И он для вящей убедительности приобнял Зюкочку, макушкой упершись ей как раз в подмышку.
Зюка улыбнулась, глядя на него так же, как дети смотрят на нечаянно упавшего в ведро мыша.
Бабушка смотрела на все это молча, насмешливо щуря один глаз и кривя губы в ухмылке, пока ей не надоело. Терпение у нее было тонким, словно волосок. Она еще дала мне время прийти в себя, но уж ждать, пока я тут насобачусь со всеми, явно не собиралась.
– Закончили? – сварливо поинтересовалась она, и всем сразу стало понятно, что закончили. – Ну а теперь рысью марш, марш, кони мои, – она глянула на Маргошу, – залетные. А то там Пантерий порвется от натуги тащить этого павлина боярского по болотам.
Мы рысью припустили за бабушкой, а я, осторожно дернув Ланку за рукав, полюбопытствовала:
– А не скажет ли мне старшая сестрица, чего мы замышляем?
– А ты меньше бы тискалась со всякими мужиками.
Я раскрыла рот, но от возмущения из него вылетел только невнятный писк. Ланка не замедлила язвительно заметить:
– О! Ты похожа на летучую мышь, которая сейчас меня обматерит.
Этого прощать было уже никак нельзя, и я решила ее втихую потаскать за косы, прыгнула и шаге на третьем вдруг осознала, что пробую бежать по вязкой, но не держащей людей болотной жиже. Ухнула по пояс, а бабуля из темноты еще и недовольно цыкнула:
– Ну вы когда-нибудь наиграетесь, жабы-переростки? – И тут же обо мне забыв, поинтересовалась: – Есть тут хоть какие-нибудь завалящие мужичонки? Или прикажете мне самой с этой глыбиной корячиться?
Ланка, за косу которой я таки успела ухватиться, что делает ей честь – не завизжала, а предупредила зловеще:
– Слушай, Маришка, ты уж решайся – или топи меня к лешакам, или кончай космы рвать!
– Меня засасывает, – тем же шепотом оповестила я.
– А что ты хочешь, любовь – такое чувство!
– В болото, бестолочь! – И я ухватилась за подол ее платья.
Ланка тут же забеспокоилась и начала меня тянуть как могла, при этом приговаривая:
– Ты смотри… ты это… ты если щас сапожки в тине оставишь, то лучше не вылезай! Ты мне их обещала поносить дать.
– Бесчувственная ты, – кряхтела я натужно, а она возмущенно фыркала:
– Я бесчувственная? Да ты знаешь, как я расстроюсь, если они утопнут!
Платье я изгваздала до свинства, а сапожки едва успела поймать. Хорошие они раньше были. Сафьяновые с бисером… Выплеснув из них по полведра мерзкой жижи, я вручила их сестре:
– На, носи, спасительница.
Она скривилась, отталкивая мой дар.
– Ты ноги-то хоть моешь? Нет, ну правда, чего они так воняют? – И, по-матерински ласково заглянув в глаза, укорила: – Маришка, для девушки гигиена должна быть на первом месте.
Я чуть ее не убила, но тут на болоте пронзительно скрежетнул-привзвизгнул камень, трущийся о камень. Я вскинула голову и почувствовала себя словно в дурном сне.
На чахлом островке, со всех сторон отрезанном от мира зыбкой топью, стояла пугающая жуткими каменными мордами домовина. Митяй с Васьком сдвигали ее крышку в сторону, а бабуля, как щедрый сеятель, посмеиваясь, швыряла золотые кладни прямо в жижу.
– Если это не Чучелкина могилка, то я мальчик.
– Ой, что-то мне нехорошо, – взялась за живот Ланка.
– Наша бабушка – Чучелка, – севшим голосом закончила я.
Услышав нас, бабуля залилась по-молодому звонко, и Васек, что ему не свойственно, тоже подхихикнул, а потом, резко повернувшись, зыркнул на нас по-сумасшедшему блестящими глазами, издав одним горлом сдавленный зловещий рык. Мы с Ланой заметили у него волчьи клыки и чуть не сиганули прочь, в родной бочажок.
– От, – сказала бабушка, важно подняв палец, потом скосила глаза на домовину и добавила: – Вы бы хоть сенца туда бросили. Что ж мне, так на голом и лежать?
– Не королевна, чай, – буркнула Августа.
– Эх, кто пожалеет мои кости старые… – Марта перебросила ногу, явно намереваясь улечься в домовину. Августа еще что-то буркнула и, вынув из мешка дохлого мыша, отправила вслед бабуле:
– На тебе, для аромату.
Остальные хороводились вокруг, что-то прикидывая и оценивая, и вдруг насторожились. По тропинке, взмыленный и грязный, прибежал, утирая лицо шапкой, Сашко и выдохнул запаленно:
– Идут.
– Ну и задвигайте с богом, – велела Августа, но, услышав возмущенное гудение из каменного гроба, отмахнулась: – Да ладно, шутю я, шуток не понимают!
Нас ухватили за руки и поволокли. На дальней стороне мы услышали истошный крик и плюханье, словно кто-то несся, не разбирая пути.
«И вот, господа, спрашиваю я вас, что за место такое окаянное – Ведьмин Лог? Какие, к чертовой бабушке, вера и благочестие могут быть у человека, если он изо дня в день живет среди лютого колдовства! Деньги? Нет, батенька! Тут, я вам скажу, вы совсем не правы, нельзя с нечистью договоры заключать. Огнем ее жечь надо, эту нечисть, и в воде топить! Только где ж взять такую силищу, что ведьмам способна хребет сломать? Ведь что, например, есть армия? Это железная дисциплина: куда командир приказывает – туда солдаты и пойдут. А куда, спрашивается, они пойдут, если я сам в это время сижу в доме у деревенского старейшины и ни сном ни духом? А что, если этой самой армии прикажут Северск штурмовать? Ведь, пожалуй, что и захватят. Исполнят с очень даже большим рвением», – так рассуждал Адриан Якимович Мытный, проклиная стылую ночь и мерзостное болото, на котором ни приткнуться, ни присесть было негде. Устал он за эту неделю сверх всякой меры. Устал, запутался и от этого ходил как чумной. А сейчас, то ли от свежего воздуху, то ли от перепугу, в голове вроде бы как прояснилось. И это прояснение, пожалуй, пугало его поболее, чем странности, творившиеся с ним до сих пор. Ибо тем и кончаются жуткие сказки: «…Тут он понял все, да поздно было».
Вот и Адриан Якимович понял, что живет он в Северске, где отродясь не было никакой власти, окромя темной и страшной – бесовской. А все эти княжества да стольные города – лишь одна видимость, личина, под которой прячет до времени свою мерзкую рожу глумливая нечисть. А ведь его Пречистая Дева трижды от Малгорода отводила! Вдруг оказывалось ни с того ни с сего, что он с егерями-то на Белые Столбы идет, то вовсе Златоградский тракт топчет. И ведь глазом моргнуть не успевали, как верст за тридцать оказывались от нужного своротка, и смотрели в спину неприязненно темные, закутанные в бесчисленные шали старухи да бабы с глазами неприятными, как гнойнички.
Два новых охранника, ругаясь сквозь зубы, проверяли шестами тропу, уже, пожалуй, и при свете дня навряд ли Мытный сказал бы, в какую сторону идти. Тропа петляла пьяно, кидаясь слева направо, и каждый звук заставлял охотников за Васьковой головой вздрагивать, оттого что нормальных звуков на болоте просто не было. То стонал кто-то последним предсмертным стоном, то истерично хохотал, хлопая крыльями над головой.
- Предыдущая
- 34/106
- Следующая
