...И паровоз навстречу! - Панарин Сергей Васильевич - Страница 69

Когда Гретель смотрела на растолстевшего паренька, ее смешили его домыслы. Чтобы опровергнуть ложь, сестра принялась учить его магии зеркальца.

Достав из чулана большое зеркало, девочка установила его перед клеткой Гензеля. Он увлекся ворожбой, перечитал несколько фолиантов. Там он зацепился за пару намеков, которые пропустила Гретель, и стал экспериментировать с зеркалом. Скоро он смог получить изображение большой спальни в доме, где женщины оказывали мужчинам знаки внимания и получали за это деньги. Зеркало из чулана имело магическую связь с таким же, установленном в борделе. Некий колдун когда-то устроил себе бесплатную трансляцию развратных сцен.

Тамошние оргии произвели на мальчика неизгладимое впечатление. У паренька крышу снесло, чему, естественно, способствовал эльфийский кулон на шее. Наконец, Гретель застала брата за просмотром гадких сцен. Она накрыла зеркало плотной материей и, поковырявшись несколько часов, развеяла соединительные чары.

Гензель бранился и рвал на себе волосы. Девочка попробовала его успокоить, но нарвалась на встречное магическое воздействие. Паренек оттолкнул сестру с такой силой, что Гретель выбила спиной дверь домика.

«Он тяготится заточением», – решила девочка. Она вернула разряженное зеркало брату. И Гензель превзошел самого себя. С маниакальным рвением он приступил к ворожбе. Восстановил связь, открыл, что можно не только подглядывать, но и проходить сквозь стекло. Косточка, которую он запулил из клетки в бордель, угодила в одну из жриц любви и чертовски ее напугала.

Потом Гензель решил добиться того, чтобы его зеркало соединялось с любым другим. Он не преуспел, хотя тратил уйму сил и времени. Но его старания не пропали даром. Случай вывел мальчугана на поистине чудесное изображение. Гензель не представлял, как он получил зрительный доступ в мир, где летали самолеты, носились по железным дорогам поезда, катились по полям мощные танки. В загадочной реальности бушевала война. Настоящая, не та, что описывается в сказках. Паренек наблюдал за гибелью сотен и восхищался могуществом железа.

Великолепные механизмы завладели воспаленным воображением Гензеля.

– Я изменю этот мир, подлейшая моя сестра, – высокомерно заявил он.

Гретель посмотрела на отражение и все поняла. Бронированные уроды, уничтожающие людей, вселили в душу девочки ледяной ужас. В безотчетном омерзении Гретель схватила со стола горшок и запулила им в зеркало.

Стекло разлетелось, случайно полученное изображение погибло.

Проклятия, насланные близкими родственниками, чаще всего нельзя снять даже после смерти проклявшего. Гензель проклял сестру от всего сердца, со всей неистовостью маньяка, потерявшего любимую игрушку.

Неконтролируемая злоба разорвала клетку в клочья. Гретель мгновенно постарела и упала наземь.

– Оставайся одна, гадина.

Будущий Дункельонкель сплюнул и покинул пряничную тюрьму.

– Что дальше, дочка? – спросил Иоганн, когда Всезнайгели уничтожили магические потоки до конца.

– Отсидимся в пещере до ночи и улетим, – предложила Марлен.

– Куда?

– Наверное, в Наменлос. Надеюсь, он еще не пал.

– Вот! – Колдун поднял палец. – Расскажешь, что произошло в мире, пока я уходил в себя.

– Боюсь, я немного знаю. Мы с Шлюпфригом…

– С Шлюпфригом?! – Всезнайгель-старший принялся метать молнии. – С этим грязным…

– Подожди, – тихо промолвила виконтесса. – Я же его люблю, и нам нужна твоя помощь…

Это был печальный рассказ, но Иоганн пару раз все же улыбнулся:

– Ай да Шванценмайстер! Не кобель, так эльф. Не бойся, девочка моя, что-нибудь придумаем.

– Не боись, Груня, как-нибудь выкрутимся, – бодро сказал рядовой Лавочкин, разглядывая Молот Ведьм.

Хранительница прервала повесть о детстве Дункельонкеля, когда впереди замаячил артефакт. Грюне вдруг озадачилась: как доставить Молот к месту боев, если она не сможет тащить его по воздуху, а магические шестистенные комнаты имеют слишком узкие лазы.

Коля утешал разволновавшуюся ведьму, а сам ужасался ничуть не меньше. Здоровенный отесанный булыжник, надетый на подобие лома, казался неподъемным. «И они верят, что этим столярным инструментом может орудовать простой человек, а не циклоп? Больные люди», – подумалось парню.

– Не отчаивайся, ведь твоим подругам удалось его сюда дотащить, – продолжил он сеанс психотерапии.

– Ты издеваешься? Над его полетом трудилось не меньше двух десятков хранительниц! А теперь обрати внимание на пол.

Мраморная плита была расколота надвое. Значит, ведьмы уронили Молот, не справившись с весом.

– Елки-ковырялки… – Рядовой совсем растерялся.

– Ну, попробуй его взять в руки, рыцарь, – промолвила Грюне.

Лавочкин обернулся. Издевается? Нет.

Неуверенно приблизился к артефакту. Ощущая себя редкостным кретином, возложил длань на лом-ручку. Стиснул пальцы.

– Давай, – скомандовала ведьма.

Коля дернул ручку вверх, и инструмент легко оторвался от пола. Солдат потерял равновесие и сел. Ушибленный копчик прострелило, парень выронил оружие.

Молот бабахнул по плите. По ней пробежали трещины.

– Ни фига себе, – пролепетал рядовой и снова взялся за металлическую рукоять.

Ощущение было, будто держишь простой молоток.

Грюне отбежала подальше. Лавочкин повертел Молотом Ведьм над головой, размахнулся, остановил замах. Подкинул, ловко поймал. Законы физики попросту умерли.

– Слышь, Грунь, – окликнул хранительницу парень. – Как же так? Плиты ломает, а мне не тяжело.

– Понимаешь, относительно тебя он почти ничего не весит, а относительно остального мира – очень даже.

– Ух ты, у тебя целая теория относительности получилась. Теперь осталось, согласно теории, отнести Молот к месту боевых действий.

Грюне не оценила каламбурчика, насупилась еще сильнее:

– Я заглядываю в будущее и вижу артефакт в бою. Вовремя. Но как?

– Попробуй поднять меня в воздух, – велел солдат.

Стоило хранительнице навести на Колю чары, и он легко взлетел.

– Вот тебе и относительность, – рассмеялся он над озадаченной прорицательницей. – Сама же говоришь, мне Молот – пушинка. А ты без труда таскаешь меня.

– Дуралей ты, рядовой Лавочкин, – раздался голос в сознании парня. – И физику учил плоховато. Я ей помогаю. Еще чуть-чуть, и заиграем в полную силу, часовой!

– Епишкин башмак! Знамя заговорило! – обрадовался Коля.

Ведьма аккуратно приземлила восторженного россиянина:

– Ты меня пугаешь, Николас. В любом случае сейчас поедим и ляжем спать, а завтра – вылетаем.

– Есть, товарищ командир, – шутливо откозырял солдат. – А что будем лопать и где будем почивать?

– В обжитой башне, разумеется.

Грюне повела рядового по переходам. Лавочкин положил инструмент на плечо, зашагал вслед, насвистывая мотивчик «Не кочегары мы, не плотники…»

– Кстати, Груня! – окликнул парень. – А спать в каком смысле?

– Котяра мартовский, – пробурчала очаровательная хранительница.

Мудрейший Гроссешланге неторопливо поднял одну из голов, не отрывая взгляда от короля драконов, и пробрюзжал:

– Что, Шуппентайль, пришел ранней весны просить?

Зрелый дракон уважительно посмотрел на старого. Выцветшая чешуя, одряхлевшие крылья, сморщенная кожа… Лишь глаза Гроссешланге не потеряли свежего янтарного блеска. На солнце это было особенно заметно.

– Приш-ш-шел, ты прав, – прошипел Шуппентайль.

– Будет тебе ранняя весна, – сварливо пообещал древний ящер. – Только поздно, прости за каламбур. Ты позволил Дункельонкелю подтолкнуть этот мир к пропасти. Осталось совсем немного.

– Не будь занудой, старый чемодан, – подначил драконий король.

– Многого ты от людей набрался. Плохо. Увлекся ими, не замечаешь вопиющего, – проворчал Гроссешланге. – Безответственная вы молодежь.