Цикада и сверчок (сборник) - Кавабата Ясунари - Страница 16

Разглядев среди воробьев овсянок, Синго стал присматриваться еще внимательнее.

Несколько птичек беспрерывно перелетали с колоска на колосок, пригибая их своей тяжестью к самой земле. Овсянок всего три. Они приятнее. Овсянки не суетливы, как воробьи. Перелетают редко.

Глянцевые блестящие крылья, яркая грудка – овсянки выглядели очень празднично. Воробьи рядом с ними казались вывалявшимися в пыли.

Синго нравились овсянки – их свист отличался от чириканья воробьев, отличались они и повадками.

Синго некоторое время смотрел, не вспыхнет ли ссора между воробьями и овсянками.

Но воробьи, точно сговорившись, вспархивали все вместе, и овсянки тоже собирались отдельной стайкой – и те и другие чувствовали себя независимо, но даже если они и сбивались в одну кучу, ничего похожего на ссору не возникало.

Синго пришел в восторг. Это случилось утром, когда он умывался.

Видимо, ему напомнили этот случай воробьи на воротах храма.

Проводив посетителей, Синго прикрыл за ними дверь и, обернувшись к Хидэко, сказал:

– Ты мне не покажешь дом, где живет женщина, с которой встречается Сюити?

Синго решил попросить ее об этом, когда еще разговаривал с посетителями, но для Хидэко его вопрос был неожиданным.

Всем своим видом Хидэко выражала протест, она побледнела, но сдалась сразу же. И все же сказала сдержанно звенящим голосом:

– Что вы собираетесь там сделать?

– Тебе я никаких неприятностей не доставлю.

– Хотите встретиться с ней?

Синго еще не думал о том, встретится он сегодня с этой женщиной или нет.

– Разве вы не можете пойти туда вместе с Сюити, когда он вернется? – уже более спокойно сказала Хидэко.

Синго заметил, что Хидэко натянуто улыбнулась.

Подавленность не покинула Хидэко и в машине.

У Синго тоже было тяжело на душе оттого, что он унижает Хидэко, топчет ее. Своей просьбой он унизил не только Хидэко, но и самого себя, и своего сына Сюити.

У Синго была надежда покончить с этим делом в отсутствие Сюити. Но он чувствовал, что надежда его так и не сбудется.

– Если вы хотите поговорить, то, я думаю, лучше с той женщиной, которая живет вместе с ней, – сказала Хидэко.

– С той, которая тебе симпатична?

– Да. Давайте я приглашу ее к нам, в фирму, там и поговорите.

– Ну что ж, пожалуй, – сказал Синго нерешительно.

– Однажды Сюити много выпил и, сильно опьянев, начал буйствовать. Приказал этой женщине – пой, и, когда та запела приятным голосом, Кинуко заплакала. А уж если Кинуко заплакала от пения этой женщины, значит, она ей во всем подчинится.

Странная у нее манера рассказывать. Кто же эта Кинуко? Наверно, любовница Сюити.

Синго и в голову не приходило, что Сюити так ведет себя, когда выпьет.

Возле университета они вышли из машины и свернули в узкую улочку.

– Если Сюити узнает, что я натворила, мне лучше уйти из фирмы, он никогда мне этого не простит, – тихо сказала Хидэко.

Синго стало не по себе.

Хидэко остановилась.

– Нужно свернуть у той каменной ограды, оттуда четвертый дом, на нем табличка с именем Икэда. Я не пойду – они знают меня.

– На сегодня хватит – и так я доставил тебе массу хлопот.

– Но почему? Мы ведь уже почти пришли… Разве плохо, если вам удастся восстановить мир в семье?

Хидэко уговаривала его, но чувствовалось, что вся эта история ей неприятна.

Синго обогнул угол дома, обнесенного бетонной оградой, – Хидэко назвала ее каменной, – за которой в саду возвышался огромный клен, четвертым в ряду стоял совсем неприметный маленький старый домик, принадлежащий Икэда. Вход, обращенный к северу, выглядел мрачно, стеклянная дверь на втором этаже, выходящая на веранду, закрыта, никаких звуков из дома не доносится.

Синго прошел мимо. Ничто не привлекло его внимания.

Проходя мимо дома, Синго приуныл. Что скрывает этот дом в жизни его сына? Но Синго не считал себя вправе вторгаться в него.

Он вернулся другой дорогой.

На прежнем месте Хидэко не было. Не оказалось ее и на широкой улице, где они вышли из машины.

Вернувшись домой, Синго, стараясь не смотреть в глаза Кикуко, сказал:

– Сюити на минутку заглянул в фирму и сразу же уехал. Хорошо, что погода улучшилась.

Он чувствовал себя совсем разбитым и рано лег спать.

– На сколько дней Сюити взял отпуск? – спросила из столовой Ясуко.

– Знаешь, я его не спросил. Но у него всего и дел-то – привезти сюда Фусако, наверно, дня на два, на три, – ответил он, уже лежа в постели.

– Сегодня Кикуко с моей помощью простегала ватное одеяло.

Приезжает Фусако с двумя детьми – сколько забот свалится на Кикуко, думал Синго.

А что, если придется поселить Сюити отдельно, подумал Синго, и сразу же в памяти всплыл дом любовницы Сюити, который он видел в Хонго.

Синго вспомнил, как противилась его просьбе Хидэко. Каждый день она работает с ним рядом, но он ни разу не видел, чтобы она так возмущалась.

Может быть, ему никогда не придется увидеть, как возмущается Кикуко. Однажды Ясуко сказала Синго, что Кикуко старается не ревновать, чтобы не огорчить отца.

Синго, разбуженный храпом Ясуко, зажал ей нос.

Ясуко, словно она и не думала еще спать, сказала бодро:

– Как ты думаешь, Фусако снова приедет с тем самым фуросики?

– Наверно.

Они замолчали.

Под полом ощенилась приблудная собака. Ощенилась – так могут сказать лишь посторонние, но ведь и для семьи Синго собака была чужой. Ощенилась под полом, и никто из домашних не знал, когда это случилось.

– Мама, Тэру не приходила ни вчера, ни сегодня, может быть, потому что принесла щенят? – дней семь назад сказала на кухне Кикуко.

– Не знаю, возможно, – равнодушно ответила Ясуко.

Синго, грея ноги у жаровни, заваривал себе зеленый чай. С этой осени у него вошло в привычку по утрам пить зеленый чай, и он сам его заваривал.

Кикуко заговорила о Тэру, готовя завтрак, и на этом разговор оборвался.

Когда Кикуко, опустившись на колени, поставила перед Синго миску с супом из соевых бобов, Синго налил ей чаю.

– Может, выпьешь чашечку?

– Выпью, пожалуй.

Такого еще не бывало, и Кикуко уселась поудобнее.

Синго взглянул на нее.

– И на оби, и на кимоно у тебя хризантемы. А ведь сезон хризантем уже кончился. В этом году из-за неприятностей с Фусако забыли о твоем дне рождения.

– Почему же, на моем оби – все четыре благородных растения. Так что его можно носить круглый год.

– Что это значит – «четыре благородных растения»?

– Орхидея, бамбук, слива, хризантема… – сказала Кикуко звонко. – На чем-нибудь вы их, конечно, видели, отец, и должны знать. И на картинах они бывают, и на кимоно.

– Скромный рисунок.

Поставив чашку, Кикуко сказала:

– Очень вкусно.

– Этот зеленый чай я получил в подарок от семьи покойного, память которого я почтил, – как же его звали? – и теперь я снова стал пить зеленый чай. Раньше я его пил всегда. У нас дома другого чая вообще не бывало.

Сюити в то утро ушел в фирму раньше, чем Синго.

Надевая ботинки в прихожей, Синго пытался вспомнить имя покойного приятеля, семья которого прислала ему в подарок зеленый чай. Можно было бы, конечно, спросить у Кикуко, но он промолчал. Этот приятель умер внезапно в гостинице на горячих водах, куда он поехал с молодой женщиной.

– Давно что-то Тэру не приходила, – сказал Синго.

– Да, ни вчера, ни сегодня, – ответила Кикуко.

Обычно, услыхав, что Синго собирается выйти из дому, Тэру подходила к крыльцу и провожала его до ворот.

Совсем недавно, вспомнил Синго, Кикуко гладила на крыльце Тэру по животу.

– Отвратительный какой-то, вздутый, – сказала, нахмурившись, Кикуко, пытаясь нащупать щенков. – Сколько их там?

Тэру посмотрела на Кикуко странно побелевшими глазами, потом легла на бок и подставила живот.