Ветер умирает в полдень - Гельдлин Мишель - Страница 17

• Предыдущая
• 17/27
• Следующая

– О, нет! Ты только что приехал и опять уезжаешь?

Ей хочется, чтобы Дэвид остался до завтра. Он тоже этого хочет; они займутся любовью, а потом уснут обнявшись. Зачем ему, вечному бродяге, снова куда-то бежать?

– Мне тоже ужасно жаль, но придется ехать, я веду важное расследование. Я расскажу тебе о нем, когда закончу. Пошли ужинать, Кристина, найдем ресторанчик, где играет тихая музыка и свечи горят на розовой скатерти. Выпьем бутылочку "Альмадена".

Дэвиду вдруг становится страшно. Смутное предчувствие говорит ему, что он совершает ошибку. Вот-вот он расскажет все Кристине. Но Дэвид так и не открывает рта.

"Зачем ты отпускаешь меня, почему позволяешь мне бежать, разве не видишь, что я погибаю?"

Кристина видит. Она старается подбодрить его взглядом, почти молит.

"Откройся мне, любимый, расскажи, что ты натворил, я тебе помогу, мы все начнем сначала, вдвоем, нет, втроем, с Джон-Джоном, у нас еще вся жизнь впереди."

Вечером в аэропорту Дэвид замедляет шаг перед синим почтовым ящиком, достает письмо жене, вертит его в руках. И снова прячет в карман куртки. Завтра он, может быть, отправит его из мотеля "Литл Америка".

Понедельник, 21 мая

– Дэвида Уоррена убили.

Адриан ошеломленно смотрит на шефа полиции Марвина.

– Почему вы так считаете, Кэл?

Старый друг журналиста неторопливо рассказывает:

– Уоррен позвонил мне 18 января, за два дня до ухода с шахты. Он намекнул, что напал на след какой-то крупной аферы. Я подумал, речь идет о мошенничестве или организованной банде, которая ворует тяжелое оборудование. По-моему, он очень волновался, но карт не раскрывал. И еще он добавил, слово в слово: "Вот увидите, в округе полетят головы; в этом деле замешаны очень известные люди. Для всех это будет большой неожиданностью." Я пытался выспросить побольше, но он отмолчался. Я понял, что он хочет один все расследовать, чтобы заслужить одобрение начальства. Он выжидал, пока накопятся улики, чтобы официально обратиться за помощью к полиции. И почему я не заставил его поделиться со мной? Когда он погиб, я тут же вспомнил о его звонке. Может, он все-таки кому-то проболтался?

Шеф полиции умолк, а недоверчиво слушавший его Адриан думает о своем. Неужели в последние две недели жизни Дэвид действительно вел самостоятельное расследование? Но если Уоррена убили, кому это было выгодно? Разве что шахтеру Хаски Джонсу, у которого Дэвид нашел оружие. Ведь по вине Уоррена тому пришлось покинуть эти места.

– Вы рассказали шерифу о звонке Уоррена?

Кэл хмыкает.

– А вы думаете, он стал бы меня слушать? Гораздо проще через три дня закрыть дело, квалифицируя его как "самоубийство", чем разбираться в этой запутанной истории.

– Послушайте, Кэл, я не хуже других знаю, что вы ненавидите шерифа Мановски, но не слишком ли далеко вы зашли в своем конфликте с ним?

Шеф полиции устало возражает:

– Я отбрасываю личные чувства, когда речь идет о работе!

Адриан в этом не уверен. Но невозмутимо продолжает:

– Однако расследование.

Шеф городской полиции резко перебивает его, он прямо-таки кричит:

– Расследование, расследование, да они его моментально свернули, это расследование!

Немного поубавив тон, он продолжает:

– Это верно, что у него, как и у меня, не хватает людей, нам их требуется гораздо больше, чтобы выполнять все наши обязанности. Когда каждую неделю смертельные случаи при невыясненных обстоятельствах.

– Но ведь, – замечает Адриан, – дело Уоррена вызвало столько шума.

Глава полиции мнется: стоит ли договаривать? Затем все-таки решается:

– Только между нами, Адриан. Смерть Уоррена была похожа на самоубийство, и это вполне устраивало окружную полицию, хотя ей ничего не удалось доказать. Они даже не сняли отпечатки пальцев в "Шевроле". Не провели баллистического исследования. Не сделали парафиновой пробы, чтобы выяснить, сохранились ли следы пороха на руках Дэвида. Кроме того, если бы Уоррен сам выстрелил себе в висок, смерть была бы мгновенной, и сокращение мышц помешало бы пистолету упасть на пол. Почти во всех подобных случаях оружие остается в руке жертвы.

Адриан хочет что-то сказать. Кэл прерывает его:

– Погодите! Это еще не все. Если я не ошибаюсь, Дэвид был левшой. А пистолет нашли под правой рукой, которая оказалась просунутой сквозь руль. Отдача, что ли, отбросила ее туда? Гм. А когда они узнали, что в коллекции Уоррена была ходовая модель пистолета 22 калибра, они даже не проверили номер этого оружия по картотеке. И главное, главное, представьте себе, они даже не вскрыли тело, чтобы извлечь пулю и проверить, какого она калибра: 22, 38 или 45! Ну, что вы об этом скажете, Адриан?

Адриан скажет, что слишком многое тут неясно. Да, слишком многое. Соперничество между двумя шефами полиции, городским и окружным, не оправдывает Кэла, который молчал до сегодняшнего дня, утаивая такие серьезные подозрения.

– Если вы даже не хотели связываться с шерифом, разве не следовало сразу же сообщить обо всем ФБР?

– В этом не было необходимости. Уоррен побывал у них, и они сказали ему, что сами занимаются этим делом.

– Мы говорим о том, что происходило после его смерти, Кэл. Теперь уже слишком поздно. Во всяком случае, для Дэвида.

– Он жалел, что сообщил им о своем расследовании. Это его и убило.

Они имеют в виду разное. И все же факты, которые выложил Кэл Марвин, позволяют сделать логический вывод: это было убийство. Адриан – в смятении.

– Если он сообщил в ФБР, – продолжает журналист, – зачем ему понадобилось встречаться с вами, Кэл?

– Вот уж не знаю. Взаимная симпатия, наверное. Он говорил, что чует опасность, но я не верил. Он ведь был дилетантом и вряд ли мог разнюхать что-то серьезное. Я думал, что он хочет просто отличиться, а в результате он сломал себе на этом шею. Не знаю, как мне следовало поступить, чтобы этому помешать. Не смотрите на меня так, Адриан. Вы же знаете, я не пытаюсь оправдаться, я сам злюсь на себя, но ведь у меня только опыт муниципальной ищейки.

"То есть не очень большой спец в вопросах криминалистики, – думает Адриан. – Значит, вся загвоздка не в Кэле".

Шеф муниципальной полиции примостился напротив журналиста на краешке его письменного стола и покачивает ногой. Рослый и грузный, он нависает над собеседником. Неизменная фуражка на голове скрывает плешь, которая не вяжется с крупными чертами и загорелым лицом. Его светлые глаза внимательно смотрят на Адриана. Журналист продолжает расспрашивать:

– Но ведь шериф не вправе так легко закрывать дела?

– Хотите еще примеры? Помните, в прошлом месяце в холмах нашли труп негра, у него еще глаза смотрели прямо на солнце, а руки были сложены крестом? "Умер от истощения и переохлаждения". Совсем так же, как было сказано о Дэвиде в первоначальном сообщении информационного агентства. Но тогда этот негр инстинктивно свернулся бы в позу эмбриона. А глубокая рана у него на лице? Ее даже падением не объяснишь!

Адриан слушает, набивая трубку.

– А это последнее самоубийство. Помните его, Адриан? Молодой человек с Черч-стрит? Сонная артерия у него была рассечена ударом кинжала. Острие выходило у основания шеи: оно прошло позади пищевода. Попробуйте-ка своими руками нанести себе такой удар, и посмотрим, получится ли это у вас!

Язвительно усмехаясь, сжатым кулаком Марвин ударяет по ноге.

Адриан напряженно размышляет. Так что же это было? Убийство? Или самоубийство? Журналист все время пытается представить себе последние одиннадцать часов жизни Дэвида. Судя по всему, тот пережил затяжную душевную агонию.

Вдруг ему приходит в голову, что шеф полиции так и не объяснил одну важную деталь, и Адриан напоминает ему:

– А как же прощальная записка Дэвида Уоррена?

– Его могли заставить ее написать.

– Но ведь она очень личная!

• Предыдущая
• 17/27
• Следующая